«Великая французская революция. История французских революций

ХРОНИКА РЕВОЛЮЦИИ

1788 8 августа Генеральный совет назначает открытие Генеральных штатов королевства на 1 мая 1789 г.

1788 27 декабря Королевский указ о порядке выборов в Генеральные штаты. Число депутатов третьего сословия приравнено количеству депутатов от первых двух сословий взятых вместе

1789 23 июня Отказ короля признать требования депутатов третьего сословия. Решение депутатов третьего сословия не расходиться.

1789 12 июля Первые столкновения восставшего народа с королевскими войсками на улицах Парижа.

1789 4 августа Декларация депутатов от дворянства и духовенства об отказе от феодальных привилегий

1789 11 сентября Декрет Учредительного собрания о предоставлении королю права отлагательного вето

1790 15 января Принятие нового административного деления Франции на департаменты, дистрикты, кантоны и коммуны

1790 21 мая-27 июня Принятие Учредительным собранием муниципального закона о делении Парижа на 48 секций

1790 13 октября Декрет об образовании департаментов охраны памятников и произведений искусства.

1791 5 июля Обращение австрийского императора Леопольда II к европейским монархам о совместном выступлении в защиту королевской власти

1792 3 августа Представление в Законодательное собрание петиций 47 секций о низложении короля, отстранении династии Бурбонов и созыве национального Конвента

1792 11 августа Декреты Законодательного собрания об отрешении короля от власти и созыве национального Конвента

1793 8 февраля Указ Екатерины II о разрыве дипломатических отношений с революционной Францией

1793 26 июля Декрет о предоставлении Комитету общественного спасения права производить аресты

1793 5-9 сентября Декрет об организации "революционной армии" для борьбы с контрреволюцией и проведения в жизнь законов о снабжении населения продовольствием

1794 28 июля 10 термидора II г. Казнь Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона и их сторонников. Упразднение Парижской коммуны

1795 20-22 мая 1-3 прериаля III г. Народное восстание в Париже с требованием "Хлеба и конституции"

1799 9-10 ноября 18-19 брюмера VIII г. Государственный переворот. Наполеон Бонапарт становится консулом вместе с Сийесом и Роже-Дюко

1799 24 декабря 4 нивоза VIII г. Утверждение конституции VIII года путем плебисцита. Наполеон Бонапарт становится первым консулом

1802 8 мая 18 флореаля X г. Избрание Наполеона Бонапарта Первым консулом на следующие десять лет

1802 2 августа 14 термидора X г. Провозглашение Наполеона Бонапарта пожизненным Первым консулом

Предпосылки и начало революции

Материальные предпосылки революции были связаны с развитием капиталистического уклада в недрах т. н. старого порядка, ее движущие силы были вызваны к жизни противоречиями, сопровождавшими этот процесс. Непосредственной причиной революции стало банкротство государства, оказавшегося не способным расплатиться с чудовищными долгами без отказа от системы архаичных привилегий, основанной на знатности, родовых связях. Безуспешные попытки королевской власти реформировать эту систему усугубили недовольство дворян падением их влияния и посягательствами на их исконные привилегии. В поисках выхода из финансового тупика вынужден был пойти на созыв Генеральных штатов (5 мая 1789), не собиравшихся с 1614. Отказавшись обсуждать частности, 17 июня депутаты провозгласили себя Национальным собранием, а 23 июня по предложению отказались подчиниться королевскому указу об их роспуске. 9 июля Собрание назвало себя Учредительным, провозгласив своей целью выработку конституционных основ нового политического порядка. Угроза разгона Учредительного собрания вызвала восстание в Париже. была штурмом взята крепость-тюрьма Бастилия, символ абсолютизма. Этот день считается датой начала революции.

История великой революции начнется за 15 лет до взятия Бастилии, когда на французский престол в 1774-м вступит Людовик XVI. Предшественники оставят ему в наследство отработанную систему абсолютной власти: он может издавать и отменять любые законы, устанавливать и собирать любые налоги, объявлять войну и заключать мир, решать по своему усмотрению все административные и судебные дела.

От двадцатилетнего короля ждут реформ, но он оказывается человеком бесхарактерным и нерешительным. И здесь впервые возникает почти мистическая связь событий, разделенных двумя веками и тысячами километров. Вот что говорят о Людовике в 1785-м: "его можно было склонить к реформам, но еще легче - отговорить от них; он постоянно метался от реформ к реакции и снова к реформам, чтобы в конце концов оставить все по-старому". Для многих эти слова, безусловно, напомнят другого исторического лидера - уже нашей эпохи...

В конце 80-х годов Францию поражает голод и безработица, ее финансы приходят в упадок, дефицит бюджета достигает критической величины, а грядущие поступления уже запроданы на много лет вперед - и король впервые с 1614 года созывает Генеральные Штаты, чтобы получить от них право ввести новые налоги.

АКТ ПЕРВЫЙ.

Даешь конституционную монархию!

После взятия Бастилии по стране прокатилась волна "муниципальных революций", в ходе которых создавались новые выборные органы местного управления. Формировалась армия революции национальная гвардия, во главе которой стал Ошибка! Закладка не определена.. Вспыхнули волнения и в деревне: крестьяне жгли замки, уничтожали документы феодального права и сеньориальные архивы. Учредительное собрание на ночном заседании 4 августа, названном "ночью чудес", объявило о "полном уничтожении феодального порядка" и отмене некоторых наиболее одиозных сеньориальных прав. Остальные повинности крестьян подлежали непосильному для них выкупу. Принципы нового гражданского общества были закреплены в "Декларации прав человека и гражданина" (26 августа 1789).

"Декларация" послужила преамбулой к тексту конституции, выработка которого продолжалась до сентября 1791. Конституционные дебаты в Собрании сопровождались принятием декретов, регламентирующих важнейшие стороны жизни Франции. Было утверждено новое территориально-административное деление страны, создавшее современные департаменты. "Гражданское устройство духовенства" выборность церковных служителей, обязательная присяга священников на верность конституции лишило католическую церковь самостоятельной политической роли. Предпринятая для уплаты государственного долга и покрытия текущих расходов продажа т. н. национальных имуществ (конфискованных церковных и эмигрантских земель, а также владений короны), выпуск под их обеспечение ассигнатов, имевших принудительный курс и быстро обесценивавшихся, привели к перераспределению собственности. На первом этапе революции власть оказалась в руках той части дворянства и буржуазии, которая имела финансовые претензии к королевской власти и стремилась удовлетворить их любой ценой.

1139 депутатов от дворянства, духовенства и "третьего сословия" собираются 5 мая 1789 года, и основным, конечно же, становится вопрос о власти. Уже 17 июня депутаты провозглашают себя Национальным, а 9 июля - и Учредительным Собранием, объявляя главной задачей выработку Конституции. Впрочем, несмотря на столь возвышенные намерения, как раньше, так и сейчас, подавляющее число сил законодателей уходит в "свисток".

Стоит лишь вчитаться в строчки письма одного из депутатов Генеральных Штатов: "Никто не знает, что делать, но все хотят говорить. Каждый из депутатов считает своим долгом прочесть наказы, и выступает так, как будто до него еще никто ничего не сказал, а он один знаток истины". Как будто перед нами - свидетельство очевидца из первого съезда народных депутатов в Москве, который откроется ровно через два века - в мае 1989-го. И точно так же, как и съезд, Национальное Собрание становится школой политической борьбы и одновременно всенародной сценой.

В одночасье - после одной-двух удачных речей, которые перепечатывают все газеты - ранее никому не знакомые провинциальные адвокаты, ремесленники и мелкие дворяне, пасынки и изгои общества становятся знаменитыми на всю страну политическими лидерами, к которым прислушиваются и которым верят беспрекословно. А чуть позднее - осенью 1789-го - наиболее радикально настроенные депутаты начинают собираться в церкви святого Якова, и возникает прославленный Якобинский клуб, из стен которого, как из Межрегиональной депутатской группы в Москве или Народного фронта в Ленинграде, выйдут практически все главные действующие лица французской истории на ближайшие годы. В клубе постоянно проводят время Робеспьер и Дантон, Марат и Мирабо, Лафайет и Талейран, Дантон и Камилл Демулен, "на огонек" захаживают Бонапарт и даже... будущий король Луи-Филипп. Большинство из них - единомышленники, всей душой желающие освобождения Франции от тирании, их главная тема для обсуждения - как защитить свободу, разрушить заговоры, отстоять революцию. Ах, если бы знали те, кто произносит при колеблющемся свете свечей пламенные речи в Якобинском клубе, что вскоре им суждено стать непримиримыми врагами и поочередно отправлять друг друга на гильотину...

Постепенно Национальное Собрание становится опасным для абсолютизма - и король начинает готовиться к его разгону. В конце июня 1789 года в Париж вводятся войска якобы "для охраны Собрания" (в марте 1991-го мятежный российский съезд будет окружен танками и бронетранспортерами примерно под таким же предлогом), но армия и гвардия уже ненадежны, а народ видит в депутатах свою главную надежду.

12 июля в Париже вспыхивает восстание и уже 14 июля капитулирует ненавистная народу крепость-тюрьма Бастилия, а когда узнавший об этом Людовик восклицает "Но ведь это бунт!", удивленному королю отвечает герцог Лианкур: "Нет, государь, это не бунт - это революция!"...

Осада и взятие Бастилии - одно из грандиознейших событий в истории человечества. Оно имело огромное значение в глазах не только современников, но и последующих поколений. Взятие Бастилии сделалось символом всякого достигнутого революционным путем политического освобождения, самое слово "Бастилия" стало нарицательным.

Мы не будем рассматривать это событие во всей его огромной полноте. Мы рассмотрим его в суженном масштабе с целью определить, чем было взятие Бастилии в ходе Французской буржуазной революции. Какую роль - особенную и решающую - сыграло это событие?

Напомним непосредственные обстоятельства, предшествовавшие осаде и взятию Бастилии.

8 июля 1789 г. в Национальном собрании граф Мирабо, тогда еще игравший революционную роль, сказал, что народные представители настойчиво просят его величество убрать войска, непрерывно стягивавшиеся в Версаль; пока это не сделано - спокойная законодательная работа невозможна. Что имел в виду Мирабо и почему его сразу поняло Собрание?

Дело в том, что до 8 июля не был решен коренной, самый важный вопрос - о голосовании, несмотря на то, что Генеральные штаты собрались еще в мае. Дворяне и духовные желали голосовать посословно, чтобы иметь два голоса против одного, т.е. голоса дворян и духовенства. А третье сословие требовало поголовного голосования. Полтора месяца длилось это топтание на месте. Наконец 17 июня Генеральные штаты в лице представителей третьего сословия объявили себя Национальным собранием.

Это был первый революционный шаг. 20 июня, после того как король, пытаясь разогнать собрание, закрыл дворец, депутаты третьего сословия собрались в Же-де-Пом и дали клятву не расходиться, пока не будет выработана конституция. Тогда король и двор решили применить силу.

То полное смятение, которое царило с 20 по 23 июня при королевском дворе, сменилось уверенностью. Приверженцы королевского двора, имевшие за собой определенное большинство, считали, что у короля эта сила есть. В ничтожном меньшинстве при королевском дворе был Неккер - министр реформ, который не ручался, что войска пойдут за королем. Он считал, что во избежание будущих потрясений необходимо пойти на уступки.

Между тем к Версалю непрерывной чередой подходили батальоны, еще сохранявшие верность королю. Эти батальоны, как и вся французская армия, состояли из двух совершенно не соединявшихся между собою частей. С одной стороны, генералитет и офицерство, с другой - нижние чины - солдаты. За последние девять лет перед революцией был издан ряд наиболее реакционных законов и статутов, имевших целью окончательно сделать офицерскую службу исключительным уделом дворян. Тот, кто не мог предъявить доказательства дворянства до четвертого поколения, не мог и претендовать на сколько-нибудь значительное повышение в армии.

В солдатской массе шло явное брожение. Гвардейцы появлялись на улицах Парижа, часто без разрешения покидая казармы, и не переставали выражать симпатии новому строю, свою преданность Национальному собранию. Уже с конца июня попал в разряд ненадежных для короля полк "Французской гвардии" ("La garde francaise"); драгунский полк тоже вызывал сомнения. Верными считались так называемый "Королевский немецкий полк" ("Royal allemand") и "Королевский швейцарский полк" ("Royal suisse"). Эти полки состояли не целиком из немцев, но значительное большинство и руководящая роль в них принадлежала иностранцам, пользовавшимся рядом привилегий.

Солдаты иностранных полков ничем особым не отличались от полка "Французской гвардии", но офицеры, полковники и генералы дорожили репутацией непосредственной охраны короля, его семьи и королевской власти. Они от имени своих полков (ничуть не считаясь с истинным настроением солдат) красноречиво произносили верноподданнические речи. На эти-то полки больше всего и надеялся двор.

Мы приводим этот факт только для того, чтобы ввести читателей в курс событий, которые произошли после заявления Мирабо, когда король и двор решили нанести "большой удар" (frapper le grand coup), т.е. разогнать Национальное собрание и удалить в отставку ненавистного Неккера.

Почему именно Неккер, умереннейший из умеренных реформаторов, богатый женевский банкир, человек, стоявший на несколько пушечных выстрелов от революции, почему он попал в глазах двора в число революционеров, неизвестно. Но те аристократы, которые уцелели в вихре революции, впоследствии не переставали утверждать, что Неккер сделал революцию. Неккер с их точки зрения был символом измены, прокравшейся внутрь двора и правительства. Истребление этого умеренного реформатора казалось приближенным Людовика XVI делом первой необходимости.

Королева и королевский брат граф д"Артуа обратились к Людовику XVI с требованием убрать Неккера. Король колебался в течение всего дня 9 июля; 10-го он наконец решился и Неккер получил через третьих лиц приказ об отставке. Король предложил ему немедленно выехать из Франции. 11 июля в 5 часов вечера Неккер отбыл из Версаля. Когда это произошло, при дворе царило ликование. Король и двор считали, что с отставкой Неккера половина дела уже сделана, революция предотвращена.

После отставки Неккера во главе министерства был поставлен маршал герцог де Бройль, который наскоро стал составлять кабинет, но сформировать его так и не успел; он привлек только барона де Бретейля. И вот эти два человека - маршал де Бройль и барон де Бретейль - взяли в свои руки инициативу начавшейся реакционной борьбы двора против Национального собрания. Они должны были поправить дело, испорченное Неккером.

Имена новых министров возбуждали общую ненависть. Отставка Неккера была воспринята народом как симптом подготовляемой королем расправы с Национальным собранием и революционным Парижем. К 6-7 часам вечера 12 июля в Версаль стали проникать сначала смутные, а потом все более и более определенные слухи о том, что Париж охвачен огнем восстания, что известие об отставке Неккера оказалось искрой, которая подожгла пороховой погреб.

Вечером же 12 июля, несмотря на воскресный день, в экстренном порядке собралось Национальное собрание. Но никаких решений оно не вынесло. Впоследствии руководители собрания, Мирабо и другие, объясняли эту нерешительность тем, что собралось слишком мало депутатов.

Это, разумеется, одно из тех объяснений, которые ничего не объясняют. Чувство неуверенности, чувство жесточайшей тревоги, не оставлявшее депутатов вплоть до вечера 14 июля, было истинной причиной того, что собрание не приняло никаких решений.

Никто не знал, что будет дальше. После всего, что король сделал, начиная с 23 июня, после его слащавых разговоров о необходимости действовать вместе на почве законодательства, после того, как король взял назад свое повеление голосовать посословно и разрешил голосовать поголовно, отставка и высылка Неккера казались внезапным и решительным вызовом.

Было ясно, что отставка Неккера и назначение де Бретейля и де Бройля - прямой ответ на заявление Мирабо и на требование удаления войск из Версаля. Вызов королевского правительства требовал решительных действий. Но большинство Учредительного собрания отнюдь не было обрадовано наметившимися признаками сближения солдат с революционным населением Парижа, ибо оно вовсе не желало решать свой спор с правящими кругами при помощи вооруженного восстания народа. Учредительное собрание до последней минуты надеялось, что одной угрозы вооруженного восстания будет достаточно для того, чтобы правящие круги уступили и отказались от применения вооруженной силы. О насильственном свержении власти короля Учредительное собрание и не помышляло.

Нужно иметь в виду, что Французская революция развертывалась совсем не при тех условиях, при которых начинались другие большие революции, например английская революция XVII в., а тем более русская революция 1905 г., не говоря уже о Февральской революции 1917 г.

В годы, предшествовавшие революционному взрыву, во Франции появилась обширная просветительная литература. Классовая борьба обострялась Отдельные вспышки народного гнева быстро заливались кровью. И в XVII и в XVIII вв. происходили многочисленные крестьянские восстания, направленные против феодального гнета, а местами и против правительственного налогового пресса. Имели место и стачки рабочего люда, и их было несравненно больше, чем обычно думают. Но эти разнообразные движения не направлялись непосредственно против королевской власти. Не было ни одного настоящего, сколько-нибудь заметного революционного выступления против монархии Бурбонов за весь XVIII в., вплоть до 1789 г.

Мало того. В конце апреля 1789 г. рабочие двух мануфактур (Ревельона и Анрио), озлобленные хозяйской эксплуатацией, с яростью голодных людей бросились уничтожать имущество своих поработителей. Солдаты стреляли в рабочих, потом несколько рабочих было повешено, причем войска окружили эшафот. И все же глухо волновавшееся рабочее Сент-Антуанское предместье не поддержало этого восстания. Характерно, что собравшиеся через несколько дней Генеральные штаты даже не обратили внимание на эти кровавые события в Париже. Ясно, что, вспоминая полную покорность войск королю в апреле, собрание депутатов не решилось что-нибудь предпринять 12 июля. Депутаты не знали, что будет дальше, как поведут себя войска и на этот раз.

Но уже к вечеру 12 июля в Париже творилось нечто небывалое. Огромные массы народа высыпали на улицу, толпа носила бюст Неккера. Назревало революционное выступление масс. В Версаль приходили слухи, что в нескольких местах драгуны пытались разогнать толпу, но не пускали в ход своего оружия. Некоторые полковники не переставали заявлять, что они за своих солдат не очень ручаются.

В тот же день солдаты полка "Французской гвардии" появились на улицах. Их не арестовывали потому, что солдаты других полков будто бы никак не могли их настигнуть: ясно, что они не хотели арестовывать своих товарищей.

Несметная толпа собралась в Пале-Рояле, в огромном внутреннем дворе, сохранившемся в пространственном смысле до сих пор. Выступавший там молодой журналист Камилл Демулен произнес революционную речь и назвал отставку Неккера предисловием к Варфоломеевской ночи.

Речь Демулена произвела колоссальное впечатление. Тысячи людей кричали, что они будут бороться, и требовали немедленного возвращения Неккера.

В ночь с 12 на 13 июля прошла в приготовлениях. Огни горели во всем Париже. Из Сент-Антуанского предместья шли новые и новые толпы людей. Они не возвращались домой, а располагались лагерями на улицах. Было ясно, что на следующий день нужно ожидать дальнейшего обострения событий.

Много легенд окружает дни 12 и 13 июля. В ряде французских книг (а русских и подавно) написано, что Камилл Демулен призывал к взятию Бастилии. Ничего подобного не было. Одна мысль беспокоила народ: опасность со стороны войск, движущихся из Версаля. Все знали, что так называемые верные полки там, что нужно идти к городской заставе и принять бой с королевскими полками, идущими громить бунтующий Париж.

Бастилия вышла на первый план простым и естественным образом: для борьбы нужно было оружие и порох, а запасы пороха хранились в Бастилии.

Бастилия была тогда эмблемой угнетения. Бастилия ассоциировалась с ужасными "Леттр де каше" ("Lettre de cachet") - страшными приказами об арестах, которые подписывались королем и пачками давались кому угодно: министрам, губернаторам, любовницам, фаворитам. Такой приказ, заранее подписанный королем, повелевал коменданту Бастилии заключить в крепость такого-то (тут оставлялось место для имени и фамилии) и держать его впредь до распоряжения. Таким образом, сановник или любимец, которому в порядке милости давалась такая бумажка, мог вписать в этот бланк кого ему вздумается и передать приказ полиции. Человека заключали в тюрьму и держали его до тех пор, пока владелец приказа не соблаговолит испросить у короля позволения выпустить заключенного или сам король о нем не вспомнит. Держали и год, и пять лет, и тридцать пять лет, а о некоторых забывали совсем.

И все же вовсе не об этой ненавистной Бастилии думал народ 12 и 13 июля. Речь шла о гораздо более неотложном деле, чем освобождение заключенных. Необходимо было дать отпор войскам, которые не сегодня - завтра войдут в Париж, а может быть, уже сейчас входят в него. Народ бросился к лавкам оружейных мастеров, все лавки и мастерские были мгновенно опустошены. Кинулись во Дворец инвалидов (Palas des invalides), где хранилось оружие. Это было огромное здание, в которое было трудно проникнуть. Командир гарнизона дворца Безанваль пытался вступить в переговоры с толпой. Но толпа не расходилась. Она силой ворвалась во двор. Офицеры, потерявшие веру в своих солдат, не решились пустить в ход оружие. Безанваль со своим отрядом вынужден был удалиться.

Народ, ворвавшись во Дворец инвалидов, захватил 32 тысячи ружей, но пороху найдено было мало. Бросились в арсенал, но и там пороху почти не оказалось. Порох был заранее перевезен в Бастилию. И вот именно тогда Бастилия предстала перед мыслью и воображением революционной толпы как непосредственное препятствие к вооружению народа, и поэтому взятие Бастилии показалось ближайшей и самой важной задачей. Только тогда огромная масса народа бросилась к Бастилии. Эта твердыня сразу стала основным оплотом врага. И именно в этот момент нараставшее революционное напряжение достигло своего апогея.

Это произошло уже утром 14 июля. События у Бастилии начались с того, что губернатору де Лонэ предложили выдать оружие. Де Лоне ответил отказом и стал готовиться к сопротивлению.

Бастилия была огромной твердыней и считалась одной из самых грозных крепостей, которые стояли когда-либо внутри городов. Она была расположена у самого входа в Сент-Антуанское предместье и своими орудиями "покрывала", как говорят артиллеристы, не только предместье, но и кварталы, расположившиеся вокруг в форме звезды. Здесь были подъемные мосты, которые вели во внутренний двор и из внутреннего двора в крепость.

Огромная толпа собралась вокруг Бастилии. Несмотря на всю ненависть, которую возбуждала Бастилия в революционно настроенных людях, несмотря на ужасающие воспоминания, связанные с грозными, серыми стенами этой крепости, все же первые два часа толпа еще не думала о штурме. Она требовала только выдачи оружия.

Но когда началась стрельба, когда маленький гарнизон стал оказывать сопротивление, это требование революционной массы переросло в другое. Ярость толпы возросла до такой степени, что люди непоколебимо стояли, ничем не прикрытые, и падали под выстрелами. Они не теряли времени на устройство каких бы то ни было ретраншементов. Однако они отстреливались, достали даже несколько пушек. Осаждающие действовали, рискуя жизнью. Некоторые из них бросились к подъемному мосту, ведущему во внутренний двор, и опустили его. Опустили и другой мост, отбили его от скреп без нужных предосторожностей. Огромный мост упал, раздавив одного человека и поранив нескольких. Не обращая внимания на эти жертвы, толпа бросилась по подъемным мостам и проникла во внутренний двор. В это время со стен Бастилии загремели пушки, что довело народ до последней степени возмущения.

Де Лонэ, так же как и Безанваль, видел полную невозможность дальнейшего сопротивления. Он ожидал помощи от герцога де Бройля. Помощь, однако, не подходила. Де Лонэ растерялся. Он собрал своих инвалидов и швейцарцев, которых у него было в общей сложности немногим больше сотни человек. Проверили запасы провианта. Его оказалось достаточным только на 24 часа и не более чем на 36 человек. Между тем настроение толпы - целого моря людей, окружившего не только Бастилию, но запрудившего и все улицы города, ее гневные вопли, усилившаяся стрельба - все показывало, что ярость народа не только не ослабевает, но усиливается.

В это время несколько делегаций под белым флагом пытались проникнуть к де Лонэ. Одна делегация прошла, вторая проникла в крепость уже с трудом, а третью обстреляли. Это было принято за сознательную провокацию со стороны де Лонэ. Окруженные, полуголодные и измученные инвалиды и швейцарцы явно не желали продолжать бой. Губернатор хотел было взорвать пороховой склад. Но ему не дали это сделать. Тогда он решил сдаться.

Легенда говорит о том, что будто бы осаждавшие гарантировали де Лонэ сохранение жизни, что они обещали ему капитуляцию.

Никакого обещания со стороны народа не только не было, но и не могло быть. Распространил эту легенду Юлен. Он был одним из героев взятия Бастилии. Ему, собственно, и сдался де Лонэ. Когда от имени де Лонэ с высот Бастилии он обратился к толпе с вопросом, обещает ли народ капитуляцию, т.е. сохранение жизни губернатору и его отряду, то осаждавшие единодушно ответили: "Нет! Не будет никакой капитуляции!"

Народ требовал сдачи крепости на милость победителей. Юлен сам дал де Лонэ обещание сохранить ему жизнь, хотя он не имел на это никакого права. Победители хотели растерзать не только де Лонэ, но и Юлена за то, что тот его защищал.

Когда Юлен с чрезвычайным трудом довел де Лонэ до ратуши (Hotel de ville) и хотел сдать его под арест, толпа отшвырнула Юлена и чуть не растоптала его. Раньше чем Юлен успел подняться, он уже увидел голову де Лонэ на пике, которую несли несколько человек перед ликующей толпой, ринувшейся к ратуше.

Еще один вопрос вызывает много разногласий в исторической литературе. Это вопрос о том, какова роль организации, которая взяла на себя переговоры с де Лонэ. Такая организация была. Она самочинным порядком явилась на свет еще 12 июля, а на следующий день окончательно конституировалась. Это был так называемый "Комитет избирателей".

Как известно, избрание в Генеральные штаты было двухстепенным. Сначала выбирались выборщики из числа имевших право голоса, а уже затем они избирали депутатов. Выборщиков от Парижа было двести человек. И вот эти двести человек собрались. Никаких прав они не имели, никаких полномочий народ им не давал, тем не менее на первых порах они сыграли роль муниципалитета. Во главе их стоял купеческий старшина Флессель, игравший двойную, изменническую роль.

Внешне он изображал человека, желающего во что бы то ни стало вооружить народ и спасти его от Версаля, т.е. от полков, верных королю. На самом же деле Флессель искусно обманывал революционную массу, направляя ее туда, где оружия заведомо не было. Этим он рассчитывал выиграть время, ожидая быстрого прихода королевских войск из Версаля.

Большинство членов "Комитета избирателей" вполне одобряло все, что делал Флессель для того, чтобы помешать вооружению парижского народа. Именитые буржуа Парижа не желали вооружать никого, кроме состоятельных горожан, составивших в дальнейшем национальную гвардию.

Флессель заставил несколько тысяч человек топтаться на месте, говоря, что он достанет продовольствие, оружие и артиллерийские снаряды. Когда же люди открыли ящики, обещанные им, то там оказались не снаряды и не хлеб, а камни, железный лом и какой-то отовсюду набросанный хлам.

Однако эта двуличная игра Флесселя была быстро разгадана. Восставшие схватили его и по дороге в Пале-Рояль убили как изменника.

Победа - и победа блистательная - была одержана.

Взятие Бастилии, которое уже к вечеру 14 июля определилось как полное торжество революции, тут же стали приукрашивать легендами. И в народной массе и историки говорили (а иной раз и до сих пор повторяют) о взятии Бастилии штурмом. Между тем это была осада, сдача крепости последовала до штурма, и нужды в штурме не оказалось. Но даже и штурм Бастилии не был бы столь веским аргументом в пользу победы революции, как то, что случилось на самом деле: сдача грозной, неприступной крепости обнаружила полнейший маразм власти. Для королевского правительства стало ясно, что сопротивляться дальше невозможно. Было очевидно, что революция сокрушила не только Бастилию, но и твердыню абсолютизма. Народные массы Парижа, поддержанные всей Францией и значительной частью войска, совершили вооруженное восстание в защиту Учредительного собрания, т.е. в защиту буржуазии. Однако это восстание произошло не по воле крупной буржуазии, а в значительной мере вопреки ее желанию.

Всю ночь - это была уже, считая с 12 июля, третья ночь революции - люди лишь по очереди, на несколько часов ложились спать. Всю ночь горели огни в городе. Все ждали, что главнокомандующий министр де Бройль придет ночью с полками из Версаля. И вместе с тем все были полны решимости к продолжению борьбы.

Герцог Ларошфуко-Лианкур, один из приближенных Людовика XVI, явился во дворец, когда король еще спал. Короля разбудили, и Ларошфуко рассказал ему, что взята Бастилия, губернатор де Лонэ убит, а Париж во власти восставших. Король спросил: "Это возмущение?". Ларошфуко ответил ему историческими словами: "Это - революция, государь!".

И тут впервые король Людовик XVI осознал, что он столкнулся лицом к лицу с таким событием, которое не переживал никто из его предшественников за полторы тысячи лет существования французского королевского трона.

Утром 15 июля герцог Ларошфуко, сделав радостное лицо, сообщил Национальному собранию, что король решил удалить войска из Версаля. Собрание, переживавшее в течение всего предшествующего дня смертельную тревогу, ответило на эти слова громкими аплодисментами. Затем, когда Ларошфуко сказал, что король хочет лично сообщить о своем решении, Мирабо встал и заявил: "Скажите королю, что Генрих IV, память которого все благословляют, тот из его предков, которого король Людовик XVI хотел принять за образец, пропускал съестные припасы в восставший Париж, который Генрих лично осаждал, а свирепые советники короля Людовика XVI отправляют прочь хлеб, который торговцы хотят ввести в голодающий и верный королю Париж!"

15 июля, когда Мирабо произносил эти слова, в Париже, после первоначальной горячки победы и торжества, появилась некоторая растерянность. Дело было уже не в том, пошлет или не пошлет король войска, но в том, что де Бройль запретил пропускать съестные припасы в Париж. Начиная с 13 июля в Париже уже не хватало съестных припасов. Говорили, что де Бройль хочет взять Париж голодом. И когда Мирабо заявлял, что Людовик XVI не пропускает в Париж хлеб, он имел а виду то страшное оружие, которое оставалось еще в руках короля - голод.

Но за день 15 июля случилось нечто новое и очень важное: в версальских войсках, именно в так называемых верных частях, начались колебания.

Королевский двор ждал выхода революционной массы из Парижа и нашествия ее на Версаль. Король знал, что у этой массы есть теперь оружие и порох, он знал, что полк "Французской гвардии" уже полностью перешел на сторону народа, - значит, у восставших уже есть организованная военная сила. И король пошел на уступки. К вечеру 16 июля он вынужден был вернуть Неккера и уволить в отставку де Бройля. Мало того: короля заставили выехать в Париж для того, чтобы лично примириться с восставшим против него народом. Уже в этот момент король, разумеется, потерял свою власть. Правда, с тех пор он сделал еще немало попыток покончить с революцией вооруженной рукой, прежде чем проиграл сначала свою свободу, а затем и жизнь.

Весть о взятии Бастилии парижским народом произвела потрясающее впечатление на весь мир. Вот что писала архибуржуазная голландская газета "Gazette de Leyde" через несколько дней после этого происшествия:

"Непостижимое дело славной французской нации и особенно жителей революционной столицы. В течение 26 часов они выставили 100 тысяч вооруженных. Ночью они очистили Париж от множества воров и разбойников, из которых те, кто был пойман на месте преступления, немедленно были повешены или расстреляны. Без всякого военного командования революционеры заняли Дворец инвалидов и грозный замок Бастилию. Все эти огромные и поистине героические действия совершены без всякого беспорядка".

26 августа Собрание принимает Декларацию прав человека и гражданина, которую король сперва отказывается ее утвердить, но волнения вспыхивают с новой силой. Следует знаменитый 10-тысячный поход женщин на Версаль - и король вынужден вернуться в Париж и утвердить Декларацию, все больше превращаясь во власть без силы. Собрание же все больше и больше становится силой без власти.

Чего хотят депутаты? Пока что самые смелые их мечты - конституционная монархия взамен абсолютизма: разница лишь в том, что "правые" желают варианта с декоративным парламентом и абсолютным "вето" короля, "левые" выступают за возможность преодоления королевского "вето", а "крайне левые" - будущие республиканцы (Робеспьер в том числе), отвергают "вето" в принципе и отстаивают всеобщее избирательное право.

В октябре депутаты меняют статус короля - оставаясь главой исполнительной власти, он может править лишь на основании законов, принимаемых Национальным Собранием, а назначать министров может, но не из состава Собрания, чтобы нельзя было таким образом подкупать депутатов. И все же до республики еще "дистанция огромного размера" - даже Марат в августе 1789-го напишет: "в большом государстве множественность дел требует самого быстрого их отправления... в этом случае форма правления должна быть, следовательно, монархической".

Тем не менее, изменения нарастают - 30 июля возникает Парижская коммуна, пример Парижа подхватывает вся Франция и в июле-августе прежние муниципалитеты добровольно или под давлением силы уступают место выборным комитетам. В декабре 1789-го - январе 1790-го проводятся достаточно разумные административная и судебная реформы - сокращается и упрощается центральная администрация, все ее агенты на местах упраздняются, управление переходит к выборным органам, что никак не устраивает желающего править как отец и дед Людовика, и в июне 1791-го король пытается бежать из страны, чтобы поднять всю Европу против Франции.

По случайности (почтмейстер на станции узнает короля в лицо) бегство не удается, Людовик вынужден вернуться в Париж, и с этого времени он уже превращен в декорацию - подобную Горбачеву после августа 1991-го. 21 июня Национальное Собрание берет на себя всю полноту власти, а 3 сентября оно принимает Конституцию, юридически закрепляющую в стране режим конституционной монархии. Король приносит Конституции присягу, надеясь, что самое неприятное позади - но остановить грозный процесс уже невозможно.

АКТ ВТОРОЙ.

От монархии - к республике, от республики - к диктатуре.

В апреле 1792-го на Францию обрушивается ураган войны - Англия, Австрия и Пруссия стремятся сокрушить давнего врага. Дела на фронте идут из рук вон плохо - королевские генералы не приучены к настоящим сражениям, недаром в недавней Семилетней войне Франция отнюдь не снискала лавров. И вот 22 июля Законодательное Собрание (пришедшее на смену Национальному) торжественно объявляет знаменитый декрет: "Граждане, Отечество в опасности!" (как раз в это время пехотный капитан Руже де Лиль сочиняет "Марсельезу", которой суждено стать национальным гимном).

Ценой небывалых усилий врагов удается остановить, но напряженность не уменьшается, и с трибуны Якобинского клуба звучит гневная речь Робеспьера: "основная причина наших бед коренится как в исполнительной власти (короле), так и в законодательной. Исполнительная власть стремится погубить государство, законодательная не может или не хочет спасти его". Робеспьер предлагает всеобщим голосованием избрать национальный Конвент для выработки новой Конституции, но поначалу депутаты его не поддерживают - и тогда в дело вмешивается народ Парижа.

10 августа под руководством комиссаров Коммуны парижане идут на кровопролитный штурм королевского дворца Тюильри - и бьет последний час монархии. Людовик оказывается в тюрьме Тампль, а 21 сентября 1792 года Конвент собирается на свое первое заседание и первым делом упраздняет королевскую власть во Франции, провозглашая ее республикой. Но, как выясняется, республику объявить несложно - сложнее найти республиканцев...

В первую очередь, Конвент сталкивается с нелегкой задачей - что делать с бывшим королем? Примечательно, что именно адвокат и "законник" Робеспьер с трибуны Конвента требует: "Не судить надлежит короля, а казнить его, не может быть и речи ни о каком судебном процессе... Людовик должен умереть, чтобы жила республика!" - и в который раз подтверждается, что суд победителей не бывает правым.

Результат предрешен - 15 января 1793-го поименным голосованием 387 голосами против 334 Конвент приговаривает Людовика XVI к казни, и 21 января голову короля палач показывает народу - слыша в ответ возгласы "Да здравствует республика!" ... Но что в России после подавления августовского путча, что во Франции после объявления республики - злой рок тяготеет над победителями: те, кто объединенными усилиями свергли королевскую деспотию, тут же сходятся в рукопашной схватке не на жизнь, а на смерть.

Две главные партии враждуют в Конвенте - жирондисты (условно - партия собственников) и монтаньяры (главным образом - члены Якобинского клуба, аналог разночинцев). Соперники бросают друг другу в лицо одни и те же обвинения в "роялизме", в попытках установления диктатуры, в связях с враждебной Англией, а высказывания ораторов по поводу свободы печати, смертной казни и парламентской неприкосновенности меняются полярно - в зависимости от того, кто на данный момент находится у власти.

Никто не в силах переиграть оппонента парламентским путем - и монтаньяры первыми не выдерживают искушения применить путь "непарламентский": 2 июня верные им войска и около 100 тысяч вооруженных горожан окружают Конвент, требуя выдачи и ареста депутатов-жирондистов. Даже монтаньяр Барер, выступая в Конвенте, восклицает - "рабы не могут издавать законов, разве будут уважать ваши законы, если вы принимаете их, будучи окружены штыками?", но пушки уже заряжены и фитили зажжены - и большинство Конвента стыдливо соглашается голосовать за арест.

Якобинцы оказываются у власти, но очень быстро выясняется, что решать экономические проблемы они способны лишь откровенно популистскими методами. Введя максимум цен на основные товары (в первую очередь, на хлеб), якобинцы тут же вынуждены "парировать" это введением максимума зарплаты - в итоге недовольны все, а есть лишь бесконечные очереди за формально дешевыми продуктами. По стране (как в во времена "продразверстки" в России) мечутся отряды "революционных комиссаров", реквизируя в деревнях продовольствие за непрерывно печатаемые "ассигнаты" - а фактически, за резаную бумагу - и в департаментах вспыхивают руководимые жирондистами восстания. В стране начинается гражданская война, а вдобавок - новый виток иностранной интервенции, и отчаявшиеся якобинцы идут на установление диктатуры.

24 июня 1793 года якобинский Конвент еще успевает принять одну из лучших Конституций во французской истории, закрепляющих основные демократические свободы, республику, всеобщее избирательное право, но... сами же якобинцы начинают бешеную кампанию за то, чтобы отложить ее введение в действие. Логика их действий прозрачна: введение в действие Конституции означает новые выборы, которые лидеры Якобинского клуба (по образцу некоторых современных российских политиков) боятся проиграть.

Впрочем, все это прикрывается красивой словесной оболочкой - например тогда, когда в Конвенте 11 августа выступает все тот же Робеспьер: "Ничто не может спасти республику, если Конвент будет распущен и вместо него будет создано Законодательное собрание..., если назначить новые выборы, победу на них могут одержать враги республики". Как хорошо, однако, нам знакома эта логика "революционной целесообразности" и двойной морали - для "своих" и для "чужих"!

10 октября Сен-Жюст выступает в Конвенте с программной речью об "очередных задачах якобинской власти" и опять, до боли знакомо, звучат слова: "В обстоятельствах, в которых ныне находится республика, конституция не может быть применена... Правительство не должно считать себя связанным обязанностью соблюдать конституционные права и гарантии, его главная задача заключается в том, чтобы силой подавить врагов свободы... Надо управлять при помощи железа там, где нельзя действовать на основе справедливости". Конвент послушно принимает декрет, которым осуществление Конституции 1793 года откладывается до заключения мира. Отныне в стране вводится "революционный порядок управления" (также знакомый нам термин!), 4 декабря 1793 года новый декрет окончательно оформляет режим якобинской диктатуры, а Конвент провозглашается "единственным центром управления".

Увы, формально всевластный Конвент очень быстро попадает в зависимость от двух своих грозных комитетов - Комитета общественного спасения и Комитета общественной безопасности. Все предложения этих комитетов немедленно и под страхом гильотины для возражающих утверждаются Конвентом, ставшим игрушкой в руках собственной исполнительной власти. Отныне все органы власти и общественные должности подчиняются непосредственному надзору Комитета общественного спасения, и начинается последний, стремительный и кровавый этап якобинского правления. Главным оружием революционного правительства объявляется террор.

ДЖОН МУР Сентябрьские дни 1792 года

Записки англичанина, находившегося в Париже

Пять часов вечера

Самые ужасные преступления совершаются сейчас в тюрьме Аббатства, совсем близко возле того отеля, в котором я пишу. Ничего подобного невозможно отыскать ни в каких летописях преступлений.

Чернь, называемая здесь народом, совершенно однако недостойная какого бы то ни было имени, имеющего хотя бы малейшее отношение к человеческой природе, орда ужасных чудовищ взломала тюрьму Аббатства и теперь избивает узников.

Девять часов вечера.

Несколько часов они были заняты этим ужасным делом; тюрьма переполнена узниками. Кроме имевшихся здесь еще до 10 августа, довольно значительное количество их было прислано позже; многие лишь на основании легкого подозрения; много несчастных священников уже совершенно без всякого определенного обвинения, лишь только потому, что они священники; меня уверяли, что много граждан попали туда лишь благодаря ненависти и личной мести лиц, составляющих сейчас Парижскую коммуну. Если бы даже было основание предполагать, что в тюрьме Аббатства имеются одни лишь виновные, каковой возможности никто, однако, не допускает, то и это предположение разве могло оправдать такое поругание закона, человеческого достоинства и народной совести? Тюрьма должна быть самым священным из всех убежищ, тем более причин смотреть на такое поругание, как на святотатство, как если бы дело касалось храмов и алтарей, потому что все обвиненные в каких-либо преступлениях содержатся в тюрьме до тех пор, пока их либо оправдают, либо признают виновными; там, в ожидании этого, они находятся под защитой законов и народной совести. Сегодня, более чем когда-либо естественно думать, что среди узников имеется много невинных, так как они были захвачены во время восстания опрометчиво, лишь по незначительным подозрениям и, вероятно, по большей части, из личной мести. Какая, однако, ужасная мысль! Сейчас их избивают всех, без разбора!

Как же могут граждане этой громадной столицы оставаться пассивными зрителями подобных преступлений.

Весьма вероятно, что это лишь приведение в исполнение плана, созданного недели три тому назад; эти произвольные аресты имели целью вызвать ложные слухи об измене и предполагаемых бунтах, распространяемых, чтобы вызвать ярость в народе; чтобы использовать ропот, происходящий от дурных вестей с фронта, приказывали стрелять из пушек и бить в набат, чтобы увеличить тревогу и страхом парализовать несчастных граждан; а в это время банда, набранная из злодеев, идет избивать тех, кого ненависть, месть или угрызения совести предают анафеме и разрушению, но которых не мог уничтожить ни закон, ни правосудие.

Сейчас, вероятно, за полночь, а резня все продолжается! Великий Боже!

Шпаги» и «дворянство мантии»? 2) В чем причина стачки лионских ткачей? 3) Что такое сенешальство? 2. Периодизация Великой французской революции Франция была одним из самых сильных и развитых государств в Европе. Но к концу 1770 года французское правительство было неспособно управлять страной. Получаемые от народа деньги быстро растрачивались на прихоти знати. В мае 1789 ...

В том, что как Термидор, так и Директория снова начинают восприниматься как часть революции. Это хорошо прослеживается, например по изданной в 1985–1992 гг. под редакцией А.В.Адо серии "Великая французская революция. Документы и исследования". Можно сказать, что с этого времени расширение границ революции до 1799 г. прочно входит в научный оборот и в 1988 г. "цензовая буржуазная республика (1795- ...

Порядки. 3. Война с Австрией и Пруссией Революция во Фран­ции способствовала подъему антифеодальной борьбы и в других странах Европы. Все очевиднее становилось сочувствие к французской революции и ее идеям со стороны общественности многих стран. Это вызывало большую ненависть к революционной Франции многих европейских правительств, государствах которых ухудшилась внутренняя обстановка. Это...

Себя народной поддержки, якобинцы в значительной мере подорвали и народную основу массовых празднеств. С 1795 года кривая развития праздников падает. Заключение Мы рассмотрели праздники эпохи Великой Французской революции, их художественную составляющую и идеологическое обоснование. В данной работе были рассмотрены основные праздники каждого этапа революции. По данной работе можно сделать...

Второй раздел Речи Посполитой (между Россией и Пруссией).

Из донцов сформировали особый Казачий полк Гатчинских войск Наследника Цесаревича, который соединили с Придворными Донской казачьей, Чугуевской казачьей и гусарской командами в один Лейб-гусарский и Лейб-казачий полк.

События, совершившиеся во Франции в 1789-92 гг., послужили поводом к резкой перемене в русской политике: Екатерина запретила французским судам вход в русские порты, запретила ввоз каких бы то ни было французских товаров и торговлю ими, с Англией же заключила 29 марта 1793 г. конвенцию, которою, между прочим, было постановлено не отпускать во Францию ни хлеба, ни прочих жизненных припасов. Эти неприязненные меры распространились и на торговые сношения с Голландией и другими государствами, подпавшими под власть французов.

В 1793 г. жестоко потерпел Княжнин за свою трагедию "Вадим".

Елизавета Алексеевна (Луиза-Мария-Августа) - русская императрица, дочь маркграфа баден-дурлахского Карла-Людвига; родилась 13 января 1779 г. Мать ее Амалия, принцесса гессен-дармштадтская, в молодости приезжала в Россию с сестрами, из которых одна была первой супругой императора Павла. В октябре 1792 г. прибыли в Петербург принцесса Луиза-Мария-Августа и младшая ее сестра. Выбор Екатерины II, приискивавшей тогда невесту "своему Александру", как она обыкновенно называла любимого внука, пал на старшую сестру; он согласовался и с влечением молодого князя. 28 сентября 1793 г. состоялось их бракосочетание. Елизавета Алексеевна отличалась необычайной скромностью. Она искала счастья в тихой семейной жизни, много читала, имела особенную склонность к изучению языков. Одаренная восхитительным голосом, она имела и особенный дар рассказывать; император Александр I говаривал, что, не имея времени много читать, он обязан императрице сведениями обо всем, что появлялось любопытного. Елизавете Алексеевне не суждено было вполне насладиться семейным счастьем: она имела двух дочерей - Марию (1799-1800) и Елизавету (1806-1808), но скоро их лишилась.

1789-1799 годов - по-настоящему народная. В ней приняли участие все слои французского общества: городская чернь, ремесленники, интеллигенция, мелкая и крупная буржуазия, крестьяне.

До революции, как и в Средневековье, монархия охраняла разделение общества на три сословия : первое - духовенство, второе - дворянство, третье - все остальные слои населения. Старинная формула чётко определяла место каждого сословия в жизни страны: «Духовенство служит королю молитвами, дворянство - шпагой, третье сословие - имуществом». Первое и второе сословия считались привилегированными - они владели землёй, не платили поземельного налога. Вместе они составляли 4% населения страны.

Причины Великой французской буржуазной революции

Политические: кризис феодально-абсолютисткой системы, произвол и расточительность королевской власти на фоне их непопулярности.

Экономические : непосильные налоги, ограничение оборота земли, внутренние таможни, фин.кризис 1787 года, неурожай 1788 года, голод 1789 года.

Социальные : бесправие народа, роскошь аристократии на фоне народной нищеты.

Духовные : идеи Просвещения, пример войны за независимость в США.

Ход Великой Французской революции.

1-й этап. Май 1789 – Июль 1792.

1789, 5 мая - Созыв Генеральных штатов (для введения новых налогов). Нотабли отвергли предложение

1789, 17 июня - Превращение Генеральных штатов в Национальное учредительное собрание, учреждающим новый государственный строй во Франции.

1789, 24 августа - Утверждение Учредительным собранием Декларации прав человека и гражданина. Декларация гласила: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Статьи 7, 9, 10, 11 утверждали свободу совести, свободу слова и печати. Последняя статья объявляла, что «собственность есть нерушимое и священное право». Ликвидация сословного деления. Национализация церковного имущества, контроль государства над церковью. Изменение административного деления, введение нового, состоящего из департаментов, дистриктов, кантонов и коммун. Уничтожение препятствий, мешавших развитию промышленности и торговли. Антирабочий закон Ле Шапелье, запрещавший стачки и рабочие союзы.

В течение 1789 — 1792 - беспорядки по всей стране: крестьянские восстания, бунты городской бедноты, контрреволюционные заговоры - одних не устраивали половинчатость реформ, других - их радикализм. Новая милиция, муниципалитеты, революционные клубы. Угроза интервенции.

1791, 20 июня — неудачная попытка членов королевской семьи тайком покинуть Париж (Вареннский кризис), резкое обострение политических противоречий в стране.

1791, 3 сентября - Утверждение королем конституции, разработанной ещё в 1789 году. Высшая законодательная власть передавалась однопалатному Законодательному собранию. Создавался независимый от исполнительной и законодательной власти верховный суд. Конституция отменила все внутренние таможни и цеховую систему. На смену «аристократии происхождения» пришла «аристократия богатства».

2-й этап. Август 1792 – Май 1793.

1792, 10 августа - Очередное парижское народное восстание. Свержение монархии (Людовик XVI арестован). «Марсельеза» — гимн сначала Французской революции, а затем - Франции написал в Страсбурге в июне 1791 года офицер Руже де Лилль. В Париж её принес батальон федератов из Марселя, принявший участие в свержении монархии.

1792, 22 сентября - Франция объявлена республикой. Лозунги Великой французской революции: свобода, равенство, братство; мир хижинам - война дворцам

1792, 22 сентября - введен новый календарь. 1789 был назван Первым годом свободы. Республиканский календарь официально начал действовать с 1 вандемъера II года свободы

1793, весна - поражения французских войск в битвах с армиями коалиции, ухудшение экономического положения народа

3-й этап. Июнь 1793 – Июнь 1794.

1793, 2 июня - восстание, приход к власти якобинцев, арест и изгнание из Конвента жирондистов

1793, конец июля - Вторжение войск антифранцузской коалиции во Францию, занятие англичанами Тулона

1793, 5 сентября - Огромная демонстрация парижских с требованием создания внутренней революционной армии, ареста «подозрительных» и чистки комитетов. В ответ: 9-го сентября — создание революционной армии, 11-го - декрет о «максимуме» на хлеб (общий контроль цен и заработной платы - 29 сентября), 14-го реорганизация Революционного Трибунала, 17-го закон о «подозрительных».

1793, 10 октября — Конвент обновил состав Комитета общественного спасения. Закон о временном революционном порядке (якобинская диктатура)

1793, 18 декабря - Революционные войска освободили Тулон. В битве капитаном артиллерии участвовал Наполеон Бонапарт

4-й этап. Июль 1794 – Ноябрь 1799.

1794, 27 июля - Термидорианский переворот, вернувший к власти крупную буржуазию. Отмена закона о «подозрительных» и максимуме цен, распущен Революционный трибунал.

1794, 28 июля -Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон, ещё 22 человека были казнены без суда и следствия. На следующий день казнили еще 71 человека Коммуны.

1794, конец августа — парижская Коммуна была упразднена и заменена «административной комиссией полиции»

1795, июнь — само слово «революционер», слово-символ всего якобинского периода, было запрещено

1795, 22 августа — Конвент принял новую Конституцию, которая закрепляла во Франции республику, но отменяла всеобщее избирательное право. Законодательная власть поручалась двум палатам - Совету пятисот и Совету старейшин. Исполнительная власть была отдана в руки Директории - пяти директоров, избираемых Советом старейшин из кандидатов, представленных Советом пятисот.

1795 – Франция заставила Испанию и Пруссию подписать мирный договор

1796, апрель – генерал Бонапарт ведет французские войска в Италию и одерживает там сокрушительные победы

1798, май — 38-тысячная армия Бонапарта на 300 судах и барках отплыла из Тулона в Египет. Впереди победы в Египте и Сирии, поражение на море (англичане разгромили почти весь французский флот в Египте).

1799, 9-10 ноября — Государственный переворот без пролития крови. 18 брюмера правительство заставили «добровольно» подписать прошение об отставке. На следующий день Бонапарт с верными ему солдатами явился в Законодательный корпус и заставил Совет старейшин подписать декрет о передаче всей власти во Франции трём консулам. Великая французская революция закончилась. Через год Наполеон Бонапарт стал первым консулом, в руках которого и сосредоточилась вся власть.

Значение Великой французской революции

• Уничтожение старого порядка (свержение монархии, разрушение феодального уклада).
• Утверждение буржуазного общества и расчистка путей для дальнейшего капиталистического развития Франции (ликвидация феодально-сословных порядков)
• Сосредоточение политической и экономической власти в руках буржуазии.
• Возникновение форм буржуазной земельной собственности: крестьянская и крупная собственность бывших дворян и буржуазии.
• Создание предпосылок для промышленного переворота.
• Дальнейшее формирование единого национального рынка.
• Влияние идей Французской революции. Идеи об освобождении человека, о свободе, равенстве всех людей нашли отклик на всех континентах; они развивались, внедрялись в европейское общество в течение 200 лет.

Вы смотрели конспект по теме «Великая французская революция». Выберите дальнейшие действия:

• ПРОВЕРИТЬ ЗНАНИЯ: .
• Перейти к следующему конспекту 7 класса: .
• Перейти к конспекту по истории 8 класса:

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Восстание 31 мая - 2 июня 1793 знаменует собой важную веху в истории Великой французской революции . Дни 31 мая - 2 июня (фр. journees ) привели к падению жирондистов под давлением парижских санкюлотов , якобинцев клубов и монтаньяров в Национальном конвенте . По влиянию и важности восстание 31 мая - 2 июня принадлежит к трем великим народным восстаниям революции - 14 июля 1789 и 10 августа 1792 . Это также было последнее успешное восстание.

Контекст

Восемь долгих месяцев с начала заседаний Национального конвента были растрачены на «скандальные» дебаты и прения, дискредитировавших национальный представительный орган. Франция ожидала свою Конституцию - то, что она получила было - гражданская война, вторжение войск коалиции и кризис, такой глубокий, что он сотряс страну до основания. Позиции Жиронды , казалось, оставались прочными в государственной бюрократии и провинциях. Именно из-за Жиронды ассамблея оттягивала принятие мер, соответствующих опасностям, стоящих перед республикой. Ни в какой другой момент, за исключением, возможно, осени 1792, правительство не имело меньше влияния и авторитета. Трудность и опасность ситуации весной 1793 были очевидны.

Экономическая ситуация, причина для беспокойства с сентября, быстро ухудшалась, добавив к общим беспорядкам. К концу зимы, циркуляция зерна полностью прекратилась и цены выросли в два раза. Несмотря на советы Сен-Жюста , огромное количество ассигнатов было выпущено в обращение - в феврале 1793 года их цена упала до 50 процентов от номинальной стоимости. Обесценивание спровоцировало инфляцию и спекуляцию. Само выживание революции, казалось, зависело от снижения уровня инфляции.

Военные неудачи в войне, измена Дюмурье и мятеж в Вандее , который начался в марте 1793, обострили республиканские чувства и склоняли республиканцев на сторону монтаньяров, приверженность которых политике общественной безопасности казалась многим единственной мерой, способной защитить революцию. Ассоциация с Дюмурье и восхваление его жирондистами после побед при Вальми и Жемаппе прошлого года, попытки противостоять свержению монархии во время восстания 10 августа , желание спасти короля во время суда над Людовиком, всё это воспринималось активистами Парижа с подозрениями и обвинениях Жиронды в контрреволюционных заговорах. Жирондисты были вынуждены пойти на создание Комитета общественного спасения и Революционного трибунала .

Власть незаметно переходила в руки монтаньяров, делегированных в департаменты и вооруженные силы; представители на миссии были обличены всей полнотой власти и авторитетом Конвента. Жирондисты думали, что избавятся от монтаньяров, отправив 82 из них на миссии по организации призыва в армию, а обнаружили падение своего влияния в провинциях; количество анти-бриссотинских ходатайств и петиций увеличилось в конце марта. Предлагаемые монтаньярами инициативы воспринимались положительно и они признавались более эффективными. Столкнувшись с угрозами внутри и извне, ухудшающимся экономическим положением, санкюлоты столицы стали выдвигать и требовать первые меры по облегчению экономической жизни и обеспечению общественной безопасности. В то время как неспособность Жиронды парировать эти угрозы стала очевидной, монтаньяры постепенно начали принимать политическую программу, предлагаемую активистами Парижских секций.

Кризис

5 апреля клуб якобинцев под председательством Марата направил циркулярное письмо своим филиалам в провинциях, приглашая их потребовать отзыва тех депутатов собрания (фр. appelants ), которые голосовали за предложение о референдуме по судьбе короля - «преступные делегаты ткут нити заговора, направляемого английским королём и кликой деспотов, желающих нас задушить». 13 апреля Гаде потребовал обвинения против Марата, президента клуба в тот момент, как ответственного за этот циркуляр и, после яростных прений, это предложение было принято Конвентом 226 голосами за и 93 против при 47 воздержавшихся. Дело Марата было передано в Революционный трибунал, где Марат предложил себя в качестве «апостола и мученика свободы» и где был торжественно оправдан 24 апреля. Возмущению санкюлотов, для которых Марат был своего рода идолом, не было конца, и, в ответ, уже 15 апреля тридцать пять из сорока восьми парижских секций предоставили в Конвент петицию, составленную в наиболее угрожающих выражениях по отношению к двадцати двум самых известным жирондистам. Среди санкюлотов были распространены идеи «прямой демократии» и в секциях Парижа считали, что народ имеет право отзыва депутата национального собрания в любой момент.

Тогда жирондисты обратили своё внимание на цитадель поддержки монтаньяров в Парижской коммуне. В своем ответе на памфлет «История бриссотинцев» (фр. Histoire des Brissotins ), опубликованный Камиллом Демуленом и зачитанный в клубе якобинцев 17 мая, Гаде в Конвенте осудил власти Парижской коммуны, охарактеризовав их как «власти, посвящённые анархии, жадные до денег и политического доминирования» - его предложение было в их немедленной чистке. Была создана Комиссия двенадцати по расследованию деятельности коммуны, в которую вошли одни жирондисты. 24 мая комиссия двенадцати приказала арестовать Эбера за анти-жирондистскую статью в 239 номере его «Папаши Дюшена» (фр. Pere Duchesne ). Были арестованы активисты секций, в том числе Варле и Добсен, президент секции Ситэ. Эти меры и привели к финальному кризису.

Напрасно Дантон пытался найти компромисс с жирондистами. Монтаньяры в Конвенте - по крайней мере некоторые из них - понимали, что противостояние с секциями Парижа опасно, чему 10 августа и судьба Законодательного собрания были свидетельством. Своей непреклонностью в отказе удовлетворить хотя бы минимальные требования санкюлотов, жирондисты ставили под угрозу не только Конвент, но и всю страну во время иностранного вторжения и гражданской войны; к тому же это полностью парализовало правительство. На данный момент, когда на армию республики ещё нельзя было положиться и активизации контрреволюции в стране, только секции Парижа являлись реальной силой, способной защитить революцию. И хотя монтаньяры и якобинцы полностью разделяли социальные и экономические взгляды жинондистов, они всё более стали склоняться к мысли о чистке Конвента - продолжение кризиса в момент смертельной опасности было невозможно. 25 мая Коммуна потребовала освободить арестованных патриотов. В ответ, Инар , председатель Конвента, угрожающе заявил в гневной речи против Парижа, речи, напоминавшей манифест герцога Брауншвейгского прошлого года:

Выслушайте,что я скажу вам. Франция учредила в Париже центральное народное представительство; необходимо, чтобы Париж уважал его. Если когда-нибудь Конвент будет уничтожен, если когда-нибудь одно из тех волнений, которые беспрерывно продолжаются начиная с 10 марта... Если во время одного из этих непрекращающихся волнений будет совершено покушение на народных представителей, то, объявляю вам от имени всей Франции... Да, объявляю вам от имени всей Франции - Париж будет уничтожен! Париж будет разрушен, и вскоре люди будут искать на берегах Сены, чтобы выяснить, существовал ли Париж когда-либо».

Большинство членов комитета были малоизвестными и, сравнительно, молодыми. Варле, действительно, сделал себе имя в качестве агитатора «бешеных » (фр. les Enragés ); Хаззенфранц занимал важный пост в военном министерстве; Добсен был председателем жюри Революционного трибунала; Руссейён редактировал «Feuille du salut public». Но кто слышал о печатнике Маркэ, который председательствовал на заседаниях комитета, или его секретаря Томбэ? Кто слышал о художнике Симоно секции Рынка (фр. Halle aux Blés ), изготовителе игрушек Бономэ, декораторе Крепенэ, кружевнике Кайле или деклассированном аристократе Дюруре? Тем не менее, именно они и были гласом народа. Они все были французами, все парижане и не новички в революции.

Восстание

Восстание началось 31 мая под руководством повстанческого комитета и по плану в соответствии с методами, проверенными во время восстания 10 августа . В 3 часа утра с собора Парижской богоматери забил набат. В шесть часов утра делегаты 33 секций во главе с Добсеном предъявили свои полномочия в ратуше (фр. Hôtel de Ville de Paris ) и временно приостановили полномочия легальной Коммуны. Затем революционный комитет восстановил Коммуну в её функциях.

Затем повстанческий комитет, который теперь находился в ратуше, продиктовал Коммуне, восстановленной в своих правах народом, какие меры должны быть приняты. Он назначил Франсуа Анрио , капитана батальона национальной гвардии секции Ботанического сада (фр. Jardin des Plantes ), главнокомандующим национальной гвардии Парижа. Было принято решение, что более бедные национальные гвардейцы, должны получать 40 су за день службы. Вестовая пушка выстрелила в полдень. Общее собрание парижских секций постановило о поддержке повстанческой Коммуны и повстанческого комитета, численность которого было увеличено до 21 путём включения делегатов от якобинцев. Первой заботой Анрио было установление контроля над ключевыми позициями столицы - Арсенал (фр. Bassin de l"Arsenal ), Пале-Рояль и мост Пон-Нёф . Он приказывает закрыть городские заставы и арестовать подозрительных.

Секции довольно медленно приходили в движение. 31 мая пришлось на пятницу и санкюлоты были на работе. Демонстрация приняла определённую форму только во второй половине дня. Конвент собрался при звуке набата и барабанного боя. Жирондисты протестовали против закрытия городских застав, набата и выстрелов сигнальной пушки. Представители секций и Коммуны появилась у решётки Конвента около пяти часов. Они потребовали обвинения 22 жирондистов и комиссии 12 перед Революционным трибуналом; создание центральной революционной армии; установление максимума цены на хлеб и фиксирования цены в три су за фунт; увольнения дворян, занимавших высокие должности в армии; создание арсенала для вооружения санкюлотов; чистки департаментов и ареста подозреваемых; право голоса должно временно принадлежать только санкюлотам, и что необходимо установить отдельный фонд для семей тех, кто защищает своё Отечество, как и фонд помощи престарелым и немощным.

Петиционеры пробились в зал заседания и сели на скамьях монтаньяров. Робеспьер взошёл на трибуну и поддержал роспуск комиссии двенадцати. Когда Верньо призвал его сделать заключение, Робеспьер повернулся к нему и сказал:

Я сделаю своё заключение, и оно будет против вас! Да, против вас, так как вы после революции 10 августа стремились отправить на эшафот тех, кто её произвел! Против вас, ибо вы не переставали требовать разрушения Парижа!... Против вас, так как вы желали спасти тирана! Против вас, ибо вы были в заговоре с Дюмурье и ожесточенно преследовали тех патриотов, голов которых он требовал! Против вас, ибо вы своим преступным мщением вызвали те крики негодования, которые теперь вы вменяете в преступление тем, кто является вашей жертвой! Так вот мое заключение - обвинительный декрет против всех, кто был сообщником Дюмурье, и против тех, на кого указывают петиционеры!

Верньо ничего на это не ответил. Конвент распустил комиссию двенадцати и утвердил постановление Коммуны о предоставлении двух ливров в день находящимся под ружьём санкюлотам.

Тем не менее, восстание 31 мая закончилось неудовлетворительно. В этот вечер, в Коммуне, Варле обвинил Шометта и Добсена в слабости. Робеспьер объявил с трибуны, что восстание 31 мая недостаточно. В Якобинском клубе Бийо-Варенн повторил: «Отечество ещё не спасено; надо было принять более решительные меры общественного спасения; именно сегодня надо было нанести последние удары заговору фракционеров». Коммуна, объявив себя обманутой, потребовала и подготовила «дополнение» к революции.

Падение Жиронды

1 июня национальная гвардия оставалась под ружьём. Марат лично появился в ратуше и с подчеркнутой торжественностью дал «совет» народу; а именно, что народ не должен останавливаться на достигнутом и национальная гвардия не должна расходиться, пока победа не будет достигнута. Он сам поднялся на колокольню ратуши и начал звонить в набат. Заседание Конвента закончилось в 6:00 в то же время, когда Коммуна должна была предоставить новую петицию против двадцати двух. При звуке набата заседание возобновилось и петиция с требованием об аресте жирондистов была передана в комитет общественного спасения для рассмотрения и предоставления доклада в течение трех дней.

В ночь 1 на 2 июня революционный комитет по согласованию с Коммунной приказал Анрио «окружить Конвент вооруженной силой, достаточной, чтобы вызывать уважение, и чтобы вождей заговора можно было арестовать в течение дня в случае если Конвент откажется удовлетворить справедливые требования парижских граждан». Были отданы приказы о запрещении жирондистских газет и аресте их редакторов.

2 июня было воскресенье. Санкюлоты спешили выполнить приказы Анрио и вскоре восемьдесят тысяч вооруженных гвардейцев с пушками окружили Тюильри. Заседание Конвента открылось на рассвете. Как и накануне, председательствовал Малларме. Заседание открылось с плохих новостей: главный город Вандеи только что попал в руки мятежников. В Лионе роялисты и жирондистские секции после ожесточенной борьбы захватили Hôtel de Ville , в которой, как было сказано, погибло восемьсот республиканцев.

Петиционеры вышли, сжимая кулаки и восклицая: «К оружию!». Анрио отдал строгий приказ не впускать и не выпускать ни одного депутата в зал заседаний. Барер от имени комитета общественного спасения предложил компромисс. Двадцать два и комиссия двенадцати не должны были быть арестованы, но призываются добровольно приостановить выполнение своих функций как депутаты Конвента. Инар и Фоше повиновались на месте. Другие отказались. Пока продолжались эти прения, один из депутатов, Лакруа, вбежал в зал и, бросившись к трибуне, объявил, что ему не позволили выйти и что Конвент более не свободен . Большая часть собрания пришла в негодование против Анрио и его войск. Барер предлагает Конвенту выйти к народу. «Депутаты! - говорит он, - позаботьтесь о своей свободе; прервём заседание и заставим штыки, которыми нам угрожают, опуститься перед нами». Дантон поддерживает Барера и требует, чтобы комитет общественного спасения отомстил за притесняемых народных представителей. Смертельно усталый Малларме уступает место председателя Эро де Сешелю .

И по предложению Барера весь Конвент, кроме около 30 депутатов Горы, во главе со своим президентом Эро де Сешелем попытался в театральном шествии пройти сквозь стену стали, окружавшую их. У ворот, ведущих к площади Карусель, их путь преградил Анрио на коне, с саблей в руке, в окружении своего штаба и национальных гвардейцев. «Чего требует народ? - спросил президент Эро де Сешель - Конвент заботится исключительно о его счастьи». «Эро,- ответил Анрио, - народ восстал не для того, чтобы услышать очередные фразы. Он требует двадцать два предателя. Если в течение часа народ их не получит, я превращу твой Конвент в груду развалин!». «Выдай нас всех!» раздались голоса вокруг президента. Анрио повернулся к своим артиллеристам и отдал приказ: «Canonniers, a vos pieces!» (Канониры, к орудиям!).

Ассамблея прошествовала вокруг дворца и, встреченная со всех сторон сверканием стали штыков национальной гвардии, вернулась в зал заседаний и подчинилась неизбежному. По предложению Кутона Конвент проголосовал за арест двадцати девяти жирондистов вместе с министрами Клавьером и Лебреном, но настоял, что они должны быть подвергнуты домашнему аресту (фр. arrestation chex eux ) под охраной жандарма.

Результат и последствия

Таким образом, борьба, которая началась в Законодательном собрании закончилась триумфом Горы. Жиронда перестала быть политической силой. Жирондисты объявили войну, не зная, как вести её и добиться победы и мира; осудили короля и потребовали республику, но не решились низложить монарха и провозгласить республику; ухудшили экономическое положение в стране, но противостояли всем требованиям для облегчения жизни народа.

Восстание 31 мая - 2 июня вскоре стало рассматриваться как одно из великих journees революции. Оно разделило вместе с 14 июля 1789 и 10 августа 1792 честь наименования линейного корабля его именем. Но результат кризиса оставил всех участников неудовлетворёнными. Надежды Дантона на компромисс были отвергнуты. Хотя монтаньярам удалось предотвратить кровопролитие, возмущение чисткой ассамблеи вполне могло зажечь огонь федерализма в провинциях. Но теперь у монтаньяров был шанс встать у руля управления страной и вселить новую энергию в дело национальной обороны.

Хотя большинство требований, предъявленных Конвенту восставшими, не были достигнуты, восстание 31 мая - 2 июня 1793 открыло новый этап в революции. В течение лета 1793 было образовано Революционное правительство, был введён максимум цен и якобинская республика начала наступление против врагов революции.

На парижских фронтонах теперь можно было увидеть надпись, предложенную департаментом Коммуны 29 июня «Unité, Indivisibilité de la République; Liberté, Egalité, Fraternité ou la mort» (Единство, неделимость Республики; Свобода, Равенство, Братство или Смерть), увенчанную трехцветными подвесками и символами свободы. Дважды в течение года Париж спас Францию. Во второй раз он потребовал в качестве вознаграждения правительство народа и для народа.

Напишите отзыв о статье "Восстание 31 мая - 2 июня 1793 года"

Примечания

Комментарии

1. Франсуа Минье приводит приглаженную цитату. Депутат Лакруа потребовал отвести войска от Конвента. Ответ командующего национальной гвардии Анрио был дан в более грубой форме:
   «Dis à ton foutre président que je me foutre de lui et de son Assemblée, et que si, dans une heure, elle ne me livre pas les vingt-deux, je la ferai foudroyer»
2. Арестованные жирондисты:
   Барбару , Бриссо , Бюзо , Бирото , Жансонне , Горса , Гранженёв , Гаде , Ланжюине , Ласурк , Леарди , Лесаж , Лидо , Лувэ , Петион , Саль , Валазе , Верньо , Бергоин , Бойю , Гардье , Гомэр , Кервелега , Осденьер , Ларивьер , Моллево , Рабо , Вижэ , Шамбо

Источники

Литература

• Aulard, François-Alphonse. The French Revolution, a Political History, 1789-1804, in 4 vols.. - New York: Charles Scribner"s Sons, 1910. - Т. III.
• Bouloiseau, Marc. The Jacobin Republic: 1792-1794. - Cambridge: Cambridge University Press, 1983. - ISBN 0-521-28918-1 .
• Doyle, William. The Oxford History of the French Revolution. - Oxford: Oxford University Press, 2002. - ISBN 978-0199252985 .
• Hampson, Norman. A Social History of the French Revolution. - Routledge: University of Toronto Press, 1988. - ISBN 0-710-06525-6 .
• Ламартин, Альфонс. История жирондистов. - М .: Захаров, 2013. - Т. II. - ISBN 978-5-8159-1148-2 .
• Lefebvre, George. The French Revolution: from its Origins to 1793. - New York: Columbia University Press, 1962. - Т. 1. - ISBN 0-231-08599-0 .
• Mathiez, Albert. The French Revolution. - New York: Alfred a Knopf, 1929.
• Минье, Франсуа. История Французской революции с 1789 по 1814 гг.. - M.: Государственная публичная историческая библиотека России., 2006. - ISBN 5-85209-167-7 .
• Mortimer-Ternaux, Louis. Histoire de la terreur, 1792-1794. - Paris: Michel Levi Freres, 1868-81. - Т. 7.
• Soboul, Albert. The French Revolution: 1787-1799. - New York: Random House, 1974. - ISBN 0-394-47392-2 .
• Thompson J. M. The French Revolution. - Oxford: Basil Blackwell, 1959.

1789 год 1790 год 1791 год 1792 год Конфискация имущества эмигрировавших (30 марта) Объявление войны Австрии (20 апр.) Восстание шуанов (весна 1792 - 1800) Революционное правительство Парижа (июнь) Демонстрация 20 июня Манифест герцога Брауншвейгского (25 июля) Восстание и штурм Тюильри (10 авг.) Сентябрьские убийства Сражение при Вальми (20 сент.) Национальный конвент, упразднивший монархию (20 сент. 1792 - 26 окт. 1795) Первая французская республика (22 сент.) Комитет общественной безопасности (2 окт. 1792 - 26 окт. 1795) Суд над Людовиком XVI (10-26 дек.) 1793 год Казнь Людовика XVI (21 янв.) Вандейская война (1793-1796) Революционный трибунал (9 марта 1793 - 31 мая 1795) Комитет общественного спасения (6 апр. 1793 - 26 окт. 1795 года) Парижское восстание и падение жирондистов (31 мая - 2 июня) Эпоха террора (27 июня 1793 - 27 июля 1794) Убийство Марата (13 июля) Всеобщая мобилизация (23 авг.) Закон о подозрительных (17 сент.) Культ Разума (осень 1793 - весна 1794) Республиканский календарь (5 окт. 1793 - 1 янв. 1806) Суд и казнь Марии-Антуанетты (15-16 окт.) Казнь жирондистов (31 окт.) Массовые казни в Нанте (октябрь 1793 - февраль 1794) Антиклерикальные законы (весь год) 1794 год 1795 год 1796 год 1797 год 1799 год

Отрывок, характеризующий Восстание 31 мая - 2 июня 1793 года

В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l"Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d"honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s"est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l"avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.

По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Восемь долгих месяцев с начала заседаний Национального конвента были растрачены на «скандальные» дебаты и прения, дискредитировавших национальный представительный орган. Франция ожидала свою Конституцию - то, что она получила было - гражданская война, вторжение войск коалиции и экономический кризис, такой глубокий, что он сотряс страну до основания. Позиции Жиронды , казалось, оставались прочными в национальном правительстве и департаментах. Именно из-за Жиронды ассамблея оттягивала принятие мер, соответствующих опасностям, стоящих перед республикой. Ни в какой другой момент, за исключением, возможно, осени , правительство не имело меньше влияния и авторитета. Трудность и опасность ситуации весной 1793 были очевидны.

Экономическая ситуация, причина для беспокойства с сентября, быстро ухудшалась, добавив к общим беспорядкам. К концу зимы, циркуляция зерна полностью прекратилась и цены выросли в два раза. Несмотря на советы Сен-Жюста , огромное количество ассигнатов было выпущено в обращение - в феврале 1793 года их цена упала до 50 процентов от номинальной стоимости. Обесценивание спровоцировало инфляцию и спекуляцию. Само выживание революции, казалось, зависело от снижения уровня инфляции.

Власть незаметно переходила в руки монтаньяров, делегированных в департаменты и вооружённые силы в качестве комиссаров обличённых большими полномочиями и авторитетом Конвента. Жирондисты думали, что избавятся от монтаньяров, отправив 82 из них комиссарами по организации призыва в армию, а обнаружили падение своего влияния в провинциях; количество анти-бриссотинских ходатайств и петиций увеличилось в конце марта. Предлагаемые монтаньярами инициативы воспринимались положительно и они признавались более эффективными. Столкнувшись с угрозами внутри и извне, ухудшающимся экономическим положением, санкюлоты столицы стали выдвигать и требовать первые меры по облегчению экономической жизни и обеспечению общественной безопасности. В то время как неспособность Жиронды парировать эти угрозы стала очевидной, монтаньяры постепенно начали принимать политическую программу, предлагаемую активистами Парижских секций.

Кризис

5 апреля клуб якобинцев под председательством Марата направил циркулярное письмо своим филиалам в провинциях, приглашая их потребовать отзыва тех депутатов собрания (фр. appelants ), которые голосовали за предложение о референдуме по судьбе короля - «преступные делегаты ткут нити заговора, направляемого английским королём и кликой деспотов, желающих нас задушить». 13 апреля Гаде потребовал обвинения против Марата, президента клуба в тот момент, как ответственного за этот циркуляр и, после яростных прений, это предложение было принято Конвентом 226 голосами за и 93 против при 47 воздержавшихся. Дело Марата было передано в Революционный трибунал, где Марат предложил себя в качестве «апостола и мученика свободы» и где был торжественно оправдан 24 апреля. Возмущению санкюлотов, для которых Марат был своего рода идолом, не было конца, и, в ответ, уже 15 апреля тридцать пять из сорока восьми парижских секций предоставили в Конвент петицию, составленную в наиболее угрожающих выражениях по отношению к двадцати двум самых известным жирондистам. Среди санкюлотов были распространены идеи «прямой демократии» и в секциях Парижа считали, что народ имеет право отзыва депутата национального собрания в любой момент.

Тогда жирондисты обратили своё внимание на цитадель поддержки монтаньяров в Парижской коммуне. В своём ответе на памфлет «История бриссотинцев» (фр. Histoire des Brissotins ), опубликованный Камиллом Демуленом и зачитанный в клубе якобинцев 17 мая, Гаде в Конвенте осудил власти Парижской коммуны, охарактеризовав их как «власти, посвящённые анархии, жадные до денег и политического доминирования» - его предложение было в их немедленной чистке. Была создана Комиссия двенадцати по расследованию деятельности коммуны, в которую вошли одни жирондисты. 24 мая комиссия двенадцати приказала арестовать Эбера за анти-жирондистскую статью в 239 номере его «Папаши Дюшена» (фр. Pere Duchesne ). Были арестованы активисты секций, в том числе Варле и Добсен, президент секции Ситэ. Эти меры и привели к финальному кризису.

Напрасно Дантон пытался найти компромисс с жирондистами. Монтаньяры в Конвенте - по крайней мере некоторые из них - понимали, что противостояние с секциями Парижа опасно, чему 10 августа и судьба Законодательного собрания были свидетельством. Своей непреклонностью в отказе удовлетворить хотя бы минимальные требования санкюлотов, жирондисты ставили под угрозу не только Конвент, но и всю страну во время иностранного вторжения и гражданской войны; к тому же это полностью парализовало правительство. На данный момент, когда на армию республики ещё нельзя было положиться и активизации контрреволюции в стране, только секции Парижа являлись реальной силой, способной защитить революцию. И хотя монтаньяры и якобинцы полностью разделяли социальные и экономические взгляды жинондистов, они всё более стали склоняться к мысли о чистке Конвента - продолжение кризиса в момент смертельной опасности было невозможно.

25 мая Коммуна потребовала освободить арестованных патриотов. В ответ, Инар , председатель Конвента, угрожающе заявил в гневной речи против Парижа, речи, напоминавшей манифест герцога Брауншвейгского прошлого года:

Выслушайте,что я скажу вам. Франция учредила в Париже центральное народное представительство; необходимо, чтобы Париж уважал его. Если когда-нибудь Конвент будет уничтожен, если когда-нибудь одно из тех волнений, которые беспрерывно продолжаются начиная с 10 марта... Если во время одного из этих непрекращающихся волнений будет совершено покушение на народных представителей, то, объявляю вам от имени всей Франции... Да, объявляю вам от имени всей Франции - Париж будет уничтожен! Париж будет разрушен, и вскоре люди будут искать на берегах Сены, чтобы выяснить, существовал ли Париж когда-либо».

Большинство членов комитета были малоизвестными и, сравнительно, молодыми. Варле, действительно, сделал себе имя в качестве агитатора «бешеных » (фр. les Enragés ); Хаззенфранц занимал важный пост в военном министерстве; Добсен был председателем жюри Революционного трибунала; Руссейён редактировал «Feuille du salut public». Но кто слышал о печатнике Маркэ, который председательствовал на заседаниях комитета, или его секретаря Томбэ? Кто слышал о художнике Симоно секции Рынка (фр. Halle aux Blés ), изготовителе игрушек Бономэ, декораторе Крепенэ, кружевнике Кайле или деклассированном аристократе Дюруре? Тем не менее, именно они и были гласом народа. Они все были французами, все парижане и не новички в революции.

Восстание

Восстание началось 31 мая под руководством повстанческого комитета и по плану в соответствии с методами, проверенными во время восстания 10 августа . В 3 часа утра с собора Парижской богоматери забил набат. В шесть часов утра делегаты 33 секций во главе с Добсеном предъявили свои полномочия в ратуше (фр. Hôtel de Ville de Paris ) и временно приостановили полномочия легальной Коммуны. Затем революционный комитет восстановил Коммуну в её функциях.

Затем повстанческий комитет, который теперь находился в ратуше, продиктовал Коммуне, восстановленной в своих правах народом, какие меры должны быть приняты. Он назначил Франсуа Анрио , капитана батальона национальной гвардии секции Ботанического сада (фр. Jardin des Plantes ), главнокомандующим национальной гвардии Парижа. Было принято решение, что более бедные национальные гвардейцы, должны получать 40 су за день службы. Вестовая пушка выстрелила в полдень. Общее собрание парижских секций постановило о поддержке повстанческой Коммуны и повстанческого комитета, численность которого было увеличено до 21 путём включения делегатов от якобинцев. Первой заботой Анрио было установление контроля над ключевыми позициями столицы - Арсенал (фр. Bassin de l"Arsenal ), Пале-Рояль и мост Пон-Нёф . Он приказывает закрыть городские заставы и арестовать подозрительных.

Секции довольно медленно приходили в движение. 31 мая пришлось на пятницу и санкюлоты были на работе. Демонстрация приняла определённую форму только во второй половине дня. Конвент собрался при звуке набата и барабанного боя. Жирондисты протестовали против закрытия городских застав, набата и выстрелов сигнальной пушки. Представители секций и Коммуны появилась у решётки Конвента около пяти часов. Они потребовали обвинения 22 жирондистов и комиссии 12 перед Революционным трибуналом; создание центральной революционной армии; установление максимума цены на хлеб и фиксирования цены в три су за фунт; увольнения дворян, занимавших высокие должности в армии; создание арсенала для вооружения санкюлотов; чистки департаментов и ареста подозреваемых; право голоса должно временно принадлежать только санкюлотам, и что необходимо установить отдельный фонд для семей тех, кто защищает своё Отечество, как и фонд помощи престарелым и немощным. Петиционеры пробились в зал заседания и сели на скамьях монтаньяров. Робеспьер взошёл на трибуну и поддержал роспуск комиссии двенадцати. Когда Верньо призвал его сделать заключение, Робеспьер повернулся к нему и сказал:

Я сделаю своё заключение, и оно будет против вас! Да, против вас, так как вы после революции 10 августа стремились отправить на эшафот тех, кто её произвел! Против вас, ибо вы не переставали требовать разрушения Парижа!... Против вас, так как вы желали спасти тирана! Против вас, ибо вы были в заговоре с Дюмурье и ожесточенно преследовали тех патриотов, голов которых он требовал! Против вас, ибо вы своим преступным мщением вызвали те крики негодования, которые теперь вы вменяете в преступление тем, кто является вашей жертвой! Так вот мое заключение - обвинительный декрет против всех, кто был сообщником Дюмурье, и против тех, на кого указывают петиционеры!

Верньо ничего на это не ответил. Конвент распустил комиссию двенадцати и утвердил постановление Коммуны о предоставлении двух ливров в день находящимся под ружьём санкюлотам.

Тем не менее, восстание 31 мая закончилось неудовлетворительно. В этот вечер, в Коммуне, Варле обвинил Шометта и Добсена в слабости. Робеспьер объявил с трибуны, что восстание 31 мая недостаточно. В Якобинском клубе Бийо-Варенн повторил: «Отечество ещё не спасено; надо было принять более решительные меры общественного спасения; именно сегодня надо было нанести последние удары заговору фракционеров». Коммуна, объявив себя обманутой, потребовала и подготовила «дополнение» к революции.

Падение Жиронды

1 июня национальная гвардия оставалась под ружьём. Марат лично появился в ратуше и с подчёркнутой торжественностью дал «совет» народу; а именно, что народ не должен останавливаться на достигнутом и национальная гвардия не должна расходиться, пока победа не будет достигнута. Он сам поднялся на колокольню ратуши и начал звонить в набат. Заседание Конвента закончилось в 6:00 в то же время, когда Коммуна должна была предоставить новую петицию против двадцати двух. При звуке набата заседание возобновилось и петиция с требованием об аресте жирондистов была передана в комитет общественного спасения для рассмотрения и предоставления доклада в течение трёх дней.

В ночь 1 на 2 июня революционный комитет по согласованию с Коммуной приказал Анрио «окружить Конвент вооруженной силой, достаточной, чтобы вызывать уважение, и чтобы вождей заговора можно было арестовать в течение дня в случае если Конвент откажется удовлетворить справедливые требования парижских граждан». Были отданы приказы о запрещении жирондистских газет и аресте их редакторов.

2 июня было воскресенье. Санкюлоты спешили выполнить приказы Анрио и вскоре восемьдесят тысяч вооружённых гвардейцев с пушками окружили Тюильри. Заседание Конвента открылось на рассвете. Как и накануне, председательствовал Малларме. Заседание открылось с плохих новостей: главный город Вандеи только что попал в руки мятежников. В Лионе роялисты и жирондистские секции после ожесточённой борьбы захватили Hôtel de Ville , в которой, как было сказано, погибло восемьсот республиканцев.

Петиционеры вышли, сжимая кулаки и восклицая: «К оружию!». Анрио отдал строгий приказ не впускать и не выпускать ни одного депутата в зал заседаний. Барер от имени комитета общественного спасения предложил компромисс. Двадцать два и комиссия двенадцати не должны были быть арестованы, но призываются добровольно приостановить выполнение своих функций как депутаты Конвента. Инар и Фоше повиновались на месте. Другие отказались. Пока продолжались эти прения, один из депутатов, Лакруа, вбежал в зал и, бросившись к трибуне, объявил, что ему не позволили выйти и что Конвент более не свободен . Большая часть собрания пришла в негодование против Анрио и его войск. Барер предлагает Конвенту выйти к народу. «Депутаты! - говорит он, - позаботьтесь о своей свободе; прервём заседание и заставим штыки, которыми нам угрожают, опуститься перед нами». Дантон поддерживает Барера и требует, чтобы комитет общественного спасения отомстил за притесняемых народных представителей. Смертельно усталый Малларме уступает место председателя Эро де Сешелю .

И по предложению Барера весь Конвент, кроме около 30 депутатов Горы, во главе со своим президентом Эро де Сешелем попытался в театральном шествии пройти сквозь стену стали, окружавшую их. У ворот, ведущих к площади Карусель, их путь преградил Анрио на коне, с саблей в руке, в окружении своего штаба и национальных гвардейцев. «Чего требует народ? - спросил президент Эро де Сешель - Конвент заботится исключительно о его счастьи». «Эро,- ответил Анрио, - народ восстал не для того, чтобы услышать очередные фразы. Он требует двадцать два предателя. Если в течение часа народ их не получит, я превращу твой Конвент в груду развалин!». «Выдай нас всех!» раздались голоса вокруг президента. Анрио повернулся к своим артиллеристам и отдал приказ: «Canonniers, a vos pieces!» (Канониры, к орудиям!).

Ассамблея прошествовала вокруг дворца и, встреченная со всех сторон сверканием стали штыков национальной гвардии, вернулась в зал заседаний и подчинилась неизбежному.

Восстание 31 мая - 2 июня вскоре стало рассматриваться как одно из великих journees революции. Оно разделило вместе с 14 июля 1789 и 10 августа 1792 честь наименования линейного корабля его именем. Но результат кризиса оставил всех участников неудовлетворёнными. Надежды Дантона на компромисс были отвергнуты. Хотя монтаньярам удалось предотвратить кровопролитие, возмущение чисткой ассамблеи вполне могло зажечь огонь федерализма в провинциях. Но теперь у монтаньяров был шанс встать у руля управления страной и вселить новую энергию в дело национальной обороны.

Хотя большинство требований, предъявленных Конвенту восставшими, не были достигнуты, восстание 31 мая - 2 июня 1793 открыло новый этап в революции. В течение лета 1793 было образовано Революционное правительство, был введён максимум цен и якобинская республика начала наступление против врагов революции.

На парижских фронтонах теперь можно было увидеть надпись, предложенную департаментом Коммуны 29 июня «Unité, Indivisibilité de la République; Liberté, Egalité, Fraternité ou la mort» (Единство, неделимость Республики; Свобода, Равенство, Братство или Смерть), увенчанную трёхцветными подвесками и символами свободы. Дважды в течение года Париж спас Францию. Во второй раз он потребовал в качестве вознаграждения правительство народа и для народа.