Запрещенная в России группировка «Исламское государство» совершает массовые казни мирных граждан, убивает собственных солдат, не щадит детей, торгует органами на черном рынке и с удовольствием делится с миром фото- и видеоматериалами.
Именно ИГИЛ взяло на себя ответственность за крушение А321 российской компании Когалымавиа и атаки в Париже. В эти мрачные дни давайте вспомним 10 вещей, которые невозможно понять и простить.
1. Они убивают детей
В январе террористы приговорили к смерти 13 мальчиков в иракском Мосуле за то, что те смотрели по телевизору футбольный матч. Перед казнью боевики объявили, что просмотр футбольных матчей не дозволен. Затем они публично расстреляли подростков из пулеметов. Семьи детей не смогли даже забрать тела, так как опасались за собственные жизни.
2. Они учат детей убивать
ИГИЛ вербует или похищает шестилетних детей из Ирака, отправляет их в специальные учебные лагеря, а по достижении возраста девятилетнего возраста распределяет по линии фронта. Помимо прочего, террористическая организация использует детей в качестве живого щита, как информаторов или доноров крови для раненых солдат.
3. Они похищают женщин и продают их как секс-рабынь или заставляют выходить замуж за боевиков группировки
В прошлом году члены ИГИЛ захватили курдских женщин и девочек и продали их торговцам на Ближнем Востоке, специализирующимся на поставках секс-рабынь. Диапазон цен составлял от $500 до 43 тыс. долларов за женщину. Другие взятые в плен девушки должны были выйти замуж за членов ИГИЛ или выступать в качестве их секс-рабынь. Также боевики славятся тем, что пытают и насилуют своих жертв, от чего многие из них затем сводят счеты с жизнью.
4. Они не щадят собственных солдат
За несколько месяцев с июня по декабрь 2014 года боевики уничтожили 200 членов своей группировки. Почему? Несчастные начали сомневаться и пытались вернуться домой. Остальных джихадисты ликвидировали как «неэффективных в бою». Порой они убивали целые подразделения своих солдат, например, когда те вели переговоры с курдами о том, чтобы сдаться.
5. Они сжигают людей заживо
В январе 2015 года боевики «Исламского государства» заперли захваченного в плен пилота ВВС Иордании в клетке, облили горючей смесью и подожгли, а позже выложили видеозапись «казни» в интернет. В феврале того же года ИГИЛ сожгли 45 человек в иракской провинции Анбар. В мае 2015-го по Сети распространилась новость о том, что та же участь постигла 80-летнюю христианку из Мосула, которую обвинили в «несоответствии законам шариата».
6. Они торгуют человеческими органами
Используя хирургов, вывезенных из-за рубежа, ИГИЛ извлекает человеческие органы - их продажа на международном черном рынке приносит террористам немалые деньги. Донорами становятся как павшие бойцы, так и живые узники и заложники «Исламского государства», включая детей из национальных меньшинств Сирии и Ирака - их сердца, печени и почки помогают самой богатой террористической группировке в истории свести бюджет.
7. Они убивают гомосексуалистов - просто сбрасывают их с крыш
Боевики ИГИЛ сбросили двух мужчин с крыши башни в Мосуле, так как те были уличены в нетрадиционной ориентации. До этого боевик сбросил мужчину с семиэтажного здания в Тель-Абьяде по той же причине. Мужчина выжил, однако затем его забили камнями до смерти.
8. Они убивают шиитов, которые молятся в мечетях
20 марта террористы-смертники подорвали себя в мечетях Йемена во время молитвы. Число погибших достигло 137, еще 347 человек был ранены. 24 сентября два террориста-смертника устроили взрывы в мечети аль-Балили в Сане. Тогда речь шла о 29 погибших.
9. Они разрушают древние города и бесценные реликвии
Меньше чем за год ИГИЛ лишил мир около 30 архитектурных памятников и объектов культурного наследия. Группировка продает на черном рынке то, что можно продать, и уничтожает то, что продать нельзя.
В феврале 2015 года боевики взорвали центральную библиотеку Мосула, уничтожив от 8 до 10 тыс. книг, среди которых были древние труды по философии, истории, культуре. Исламисты устроили костер из книг и рукописей во дворе библиотеки. Кроме того, кувалдами и дрелями был уничтожен ряд экспонатов музея города Мосула.
В марте всего за четыре дня были уничтожены три древних города: 4 марта 2015 члены группировки срыли бульдозерами руины строений и оставшиеся статуи древнего ассирийского города Нимруд (XIII век до н. э.), 7 марта таким же образом были уничтожены руины древнего города Хатра (III век до н. э.), 8 марта боевики ИГИЛ частично разграбили, частично уничтожили руины города Дур-Шаррукин (VIII век до н. э.).
10. Они используют химическое оружие
По данным The Wall Street Journal, в 2014 году ИГИЛ применяло хлор как в боях с иракской армией, так и против мирного населения. В июле 2015 года группировка использовала боевое отравляющее вещество иприт в боях против иракских курдов. 22 сентября 2014-го более 300 иракских военных погибли при химической атаке ИГИЛ. Химическое оружие относится к оружию массового поражения, его применение запрещено сразу несколькими международными договоренностями.
Подписывайтесь на Квибл в Viber и Telegram , чтобы быть в курсе самых интересных событий.
Возьмите стульчик и сядьте поудобнее, т.к. предлагаю вам ознакомиться с законами самого молодого, варварского и кровожадного «государства» в мире. Изучал законы ИГИЛ с целью понять, почему все бегут из этой террористической квазистраны. Если вкратце, «законодательная база» «Исламского государства» четко преследует одну идею - смоделировать человеческое поведение таким, каким оно было в седьмом веке во времена Пророка...
Немного вводной информации про ИГИЛ. Идея возрождения в современном мире Исламского халифата не нова. Создать государство, которое жило бы по законам шариата, ― такую цель, по крайней мере, декларативно, ставит перед собой большинство радикальных исламистских группировок, воюющих на Ближнем Востоке. Но еще не было такого, чтобы террористическая организация образовала свое государство на захваченных землях. Сегодня ИГИЛ - административно-правовое образование, обладающее всеми атрибутами государственности.
Более того, ИГИЛ - богатейшая террористическая структура в мире. ИГИЛ начало выпускать собственную валюту — золотой динар, а также серебряный дирхем и медный филс. Заявлено, что курс одного динара (4,25 грамм золота 21 карат) составляет 139 долларов США, дирхем (2 грамма серебра) — около 1 доллара, 10 филсов (10 грамм меди) — 6,5 центов. Изначально основным источником финансирования группировки были частные пожертвования.
Миллионеры-мусульмане по всему миру переводят деньги на счета исламистов ИГИЛ. Они же помогают с организацией вербовочных пунктов и пропаганды у себя в странах. Но свою приверженность радикальным идеям не афишируют, боясь потерять бизнес.
Помощь идет через неформальную ближневосточную систему денежных переводов "Хавала", так что отследить направление и объемы трансакций крайне сложно. Деньги поступают в бюджет "Исламского государства" по следующим «бюджетным» статьям: во-первых, донорская помощь (США, Саудовская Аравия, Катар и Турция), во-вторых, нефть, в-третьих, внутренние налоги, в-четвертых, захват людей, в-пятых, продажа культурных ценностей. Не брезгует ИГИЛ и похищениями людей с целью выкупа, продажей органов и наркотиков.
Посудите сами, как бы, без международных покровителей, боевики могли до сих пор воевать и иметь в своем распоряжении лучшее вооружение?
С одной стороны, арабские государства Персидского залива сотрудничают с США и европейскими странами и осуществляют воздушные атаки на эти регионы Ирака и Сирии, с другой стороны, их действия не приносят конкретных результатов, это еще раз доказывает, что они материально и морально сотрудничают с ИГИЛ.
Более того, США поддерживают ИГИЛ в Сирии, открыто выступая против Асада. А ведь именно войска Башада Асада являются единственной силой, которая реально противостоит боевикам ИГИЛ в мире.
Вашингтон сейчас стоит перед выбором: попытаться противостоять России в Сирии или сотрудничать с РФ в борьбе с «Исламским государством», что на самом деле в интересах Штатов. Но понимания этого у США пока нет, и мы снова видим попытки давления на Россию и ее дискредитации как в глазах Запада, так и союзников. А тем временем боевики ИГИЛ ездят на американских броневиках...
ИГИЛ придерживается идеологии джихадистского салафизма, конечной целью которой является создание исламского халифата и введение законов шариата в Ираке и Сирии. Однако они не будут довольствоваться этими двумя странами, они хотят распространить свои идеи во всех исламских государствах и на всей земле.
В рядах ИГИЛ есть как идейные борцы, так и наемники, которые присоединились к группировке из желания заработать. Большинство ― это сунниты с захваченных территорий, например, там много бывших солдат из армии Саддама Хусейна.
Законы. ИГИЛ на подконтрольных ей территориях провозглашает различные, порой странные и нелогичные, законы. Тех, кто их не соблюдает, жестоко наказывают.
Пять-шесть миллионов человек, живущих на территориях, подконтрольных ИГИЛ, существуют в мире запретов и строгих правил, определяющих, что плохо, а что хорошо.
Отношение боевиков «Исламского государства Ирака и Леванта» к женщинам заслуживает особого упоминания. Если из женщин, которые изначально имели отношение к ИГИЛ, формируют боевые отряды (и они вроде бы даже считаются равными своим мужьям), то остальных ждет иная участь. Как известно, ислам отрицает равенство женщин и мужчин. Более того, Коран также позволяет брать жен «неверных» себе в наложницы. Именно так и решили поступать боевики этой организации. В конце прошлого года были убиты 150 женщин за отказ участвовать в так называемом секс-джихаде.
ИГИЛ убивает судей, адвокатов и работников судебной системы. Они ссылаются на то, что только Бог осуждает, человек не может выносить приговор.
Установлен общегосударственный дресс-код, обязывающий всем мужчинам носить бороду, и для женщин носить чадру и абайю. В ИГИЛ официально возрождено рабство, открыто действуют невольничьи рынки.
Запрещено курить сигареты и жевать резинку. За нарушение этого запрета могут назначить 80 ударов плетью, а иногда - в случае неоднократного нарушения - смертную казнь.
Женщин, которые выходят из дома без сопровождения мужчины, офицеры ИГИЛ доставляют домой, а их мужьям назначают наказание - 80 ударов плетью.
Запрещено носить джинсовые брюки для женщин и джинсовые брюки с узким поясом для мужчинам. Существует запрет на преподавание химии, физики, философии в образовательных учреждениях. Запрещен просмотр футбола, а детям запрещено смотреть мультфильмы.
Для христиан боевики «Исламского государства» разработали целый свод правил проживания «неверных» на землях, подконтрольных террористам:
Запрещается строить церкви, монастыри и кельи; запрещается демонстрировать религиозную символику и литературу;
запрещается «велегласно читать» церковные тексты и бить в колокола; запрещается любое проявление «неуважения» к «исламу и мусульманам»; накладывается подушная подать в размере четырёх золотых динариев в год на «богачей», двух — на представителей «среднего класса» и одного — на «бедняков».
Кроме того, христиане обязаны придерживаться «дресс-кода» ИГ, избегать публичного использования религиозной лексики и хоронить своих единоверцев на особо отведённых новыми властями кладбищах.
Чтобы среди населения не назревали сепаратистские настроения, ИГ организовало массовую слежку за населением, пресекая любые попытки нарушения установленных законов и сепаратизма, во многом им помогает введёная практика повсеместного доносительства.
У многих семей боевики забирают насильно мальчиков и девочек, чтобы первых сделать новыми боевиками, а вторых выдать замуж за боевиков или превратить условно в проституток через практику временных браков.
Помимо Сирии и Ирака, ИГИЛ или подконтрольные ему группировки также участвуют в боевых действиях в Афганистане, Пакистане, Ливии, Египте, Йемене, Нигерии, Филиппинах,
Вам страшно?
Оригинал взят у
Сотни женщин совершают самоубийство, чтобы спастись от сексуального рабства в ИГИЛ.
«Мы стояли, а они разглядывали нас, выбирая тех, кто покрасивее, – у кого красивое тело, глаза, волосы, лицо. Они выбирают, насилуют и передают следующим»… «Девочками торгуют, как нефтью. Каждую могут продавать и покупать по пять-шесть мужчин. Иногда боевики продают девочек обратно их семьям за выкуп в тысячи долларов» - спецпредставитель генсекретаря ООН по вопросам сексуального насилия в конфликтах Зейнаб Бангура.
В 2011 году в Сирии началась война, и с тех пор из раздираемой конфликтами страны бежало около 4 миллионов человек, среди которых тысячи детей. Из-за постоянных обстрелов боевиков ИГИЛ жилых массивов, все спешно покидают свои насиженные места. На это действительно больно смотреть.
Ввиду жестоких убийств мирного населения и бесчинств со стороны боевиков ИГИЛ, с насиженных мест сошли разные племена и народности Сирии, проживавших много веков на этих землях. Покидают все, от мала до велика.
Многие женщины были вынуждены выйти замуж за боевиков ИГИЛ из страха за свою жизнь, или жизнь родных и близких.
Женщины, живущие на захваченных территориях ИГИЛ бесправны, они являются живым товаром для продажи в качестве секс-рабынь.
«Мы стояли, а они разглядывали нас, выбирая тех, кто покрасивее, – у кого красивое тело, глаза, волосы, лицо. Они выбирают, насилуют и передают следующим». Это страшные воспоминания 28-летний езидской девушки Газалы из города Синджар на севере Ирака, которой удалось бежать из плена ИГИЛ. Газала, ее сестра и остальные молодые девушки-езидки были отправлены в Ракку, в Сирии. Здесь девушек начали продавать в рабство другим боевикам, в том числе иностранцам.
По итогам специального расследования в ООН была подтверждена информация о том, что в ИГИЛ существуют четкие расценки на продажу женщин и детей в рабство.
«Девочками торгуют, как нефтью. Каждую могут продавать и покупать по пять-шесть мужчин. Иногда боевики продают девочек обратно их семьям за выкуп в тысячи долларов», - сказала спецпредставитель генсекретаря ООН по вопросам сексуального насилия в конфликтах Зейнаб Бангура, которая ранее подтвердила наличие расценок.
«У них (ИГИЛ) есть система… Есть руководство по тому, как обращаться с этими женщинами. У них существуют специальные брачные бюро, которые регистрируют все эти т.н. браки и продают женщин… У них определены цены на них», - говорит Бангура.
Террористическая группировка ИГИЛ не ограничивается лишь продажей захваченных и похищенных женщин и девочек. Для получения больших доходов от секс-рабства, продают девочек в публичные дома. Очевидцы подтверждают, что ИГИЛ продала публичным домам 12-летних иракских девочек за 30 тысяч долларов. «Каждый раз, когда он приходил насиловать меня, он молился», - говорит другая девочка. - Я сказал ему – то, что он делает по отношению ко мне, это ужасно, и это не сблизит его с Богом. Но он сказал, что это разрешается, что это – «халал».
В августе 2015 года террористы ИГИЛ казнили 19 женщин рабынь за отказ вступать с боевиками в интимную связь.
В декабре 2015 г. боевики ИГИЛ казнили 837 женщин в иракском городе Мосул. Террористы под разными предлогами приговаривали к казни женщин-кандидатов в советы депутатов провинции, госслужащих, а также тех, кто работал адвокатами, нотариусами и парикмахерами.
Сотни женщин совершают самоубийство, чтобы спастись от сексуального рабства в ИГИЛ, подвергая в глубокую скорбь своих родителей и близких.
В апреле 2015 г. боевики разместили в Интернете видео с казнью пожилой женщины одетой в красную куртку. Суть обвинения боевиков – одела красную куртку. Приговор вынесли быстро: просто остановили на улице, заставили встать на колени и выстрелили в голову. Окружающие снимали происходящее на телефоны, и никто даже не посмел заступиться за несчастную. Это жуткое видео по-прежнему имеется в Интернете.
В декабре 2015 года террористки из женского батальона группировки ИГИЛ убили женщину, потому что она кормила своего ребенка грудью. Инцидент произошел в городе Ракка. Женщина пыталась спрятать ребенка под паранджой, но террористки все равно его заметили. После этого они отобрали младенца, а его мать забили до смерти.
Смелая девушка рассказала об зверствах боевиков ИГИЛ. 16 декабря 2015 года 21-летняя девушка из Ирана по имени Надиа Мурад Баси Таха из рода езидов, выступила на заседании Совета безопасности ООН в Нью-Йорке. Она рассказала, что провела три ужасно-жутких месяца в сексуальном рабстве у боевиков ИГИЛ.
«Изнасилования - их главное оружие против женщин и девочек. И оно гарантирует им, что больше никогда эти девочки и женщины не будут жить нормальной жизнью, так как после этого ни один мужчина не захочет взять бывшую пленницу в жены или даже прикоснуться к ней. ИГИЛ превратил всех наших женщин в мясо, которое они продают и покупают», - заявила пострадавшая Надиа Мурад Баси.
После выступления члены Совбеза ООН приняли единогласное решение о передаче дела о геноциде езидов в международный уголовный суд.
Материалы предоставлены Комитетом по делам религий Министерства культуры и спорта РК
Женщины, которым удалось сбежать из плена, рассказали свои истории.
В августе 2014 года боевики ИГИЛ захватили город Синджар в Северном Ираке. Они забрали в плен более 5000 женщин-езидов и продали их в рабство. Большинство все еще остается в плену, но те немногие, кому удалось сбежать, рассказали свои истории пыток, рабства, насилия и издевательств.
Как пишет Daily Mail, женщины провели в плену от 7 до 10 месяцев. Иракская фотограф Сейван Салим сделала фотографии спасенных женщин в национальных белых свадебных платьях езидов, поскольку это их символ чистоты.
Читайте также:
15 девушек, которым удалось сбежать, поделились своими ужасными историями эксклюзивно с Daily Mail. Их рассказы объединяет неописуемая жестокость, издевательства и пытки, которые были вынуждены перенести женщины.
Daily Mail
22-летняя Назима из городка Коджо провела в плену 9 месяцев.
22-летнюю Назиму купил мужчина, который отвез ее в Талль-Афар. "Когда мы прибыли на место, он заставил меня выйти за него замуж. Той ночью он связал мои руки и ноги и завязал глаза. Потом он изнасиловал меня. Я никогда не задерживалась долго на одном месте: Мосул, Башика, Баадж, Коджо, Синджар. Он постоянно переезжал и брал меня с собой. Я пыталась сбежать дважды, но он ловил меня и бил три дня подряд. Иногда я неделю не ела, иногда даже дольше. Меня запирали в комнате, словно в тюрьме", - рассказала девушка.
Когда Назима была в Мосуле, она решила сбежать. Для этого девушка надела черную абаю, поймала такси и сказала таксисту, что сбегает из рабства. Таксист позвонил брату девушки и договорился о ее перевозе. Брат Назимы знал таксиста в Мосуле, которому доверял, и попросил его привезти девушку в Бадуш. Там ее отдали курдским солдатам, и она стала свободной. "Две мои сестры и два брата все еще в плену ИГИЛа".
Daily Mail
28-летняя Руба провела в плену 10 месяцев.
28-летнюю Рубу продали 40-летнему мужчине из Саудовской Аравии. "Он хотел жениться на мне, и когда я отказалась, он указал мне на три вещи на столе: нож, пистолет и веревку. Он сказал, что использует каждую из них, если я не соглашусь. Я отказывалась снова и снова, поэтому он бил меня. Он также бил мою племянницу, которой всего лишь 3 года", - рассказала девушка. Рубу продали другому мужчине, который также хотел жениться на ней, но она отказалась, и он тоже избил ее и племянницу. "Он пытался изнасиловать меня, а когда не смог, то продал дальше".
В новой семье девушка убирала, готовила и мыла. "Человек, который привел меня, сказал, что должен переспать со мной, чтобы я стала настоящей мусульманкой. Я сказала, что если пересплю с ним, то стану его женой, а не рабыней. Его жена угрожала, что уйдет от него, если он переспит со мной".
За то, что 3-летняя племянница Рубы не говорила по-арабски, жена мужчины положила перец в рот маленькой девочки и закрыла ее в комнате без воды. "Она била ее так сильно, что до сих пор можно увидеть следы", - сказала Руба. Рабовладельцы не давали девушке поменять племяннице подгузники целую неделю. "Нам позволяли есть только небольшие порции пищи, потому что мы рабы и не должны ожидать много еды".
Заруби себе на носу, сынок, — сказал мой отец, не спуская глаз с
гусиного перышка вертикально торчавшего из воды поплавка. — Из всех
человеческих ценностей я превыше всего ставлю чувство собственного
достоинства, которое отличает человека от скота и делает его венцом
природы.Мы сидели на мягком мшистом берегу тихой и ленивой русской речки,
>> поросшей камышом и осокой, и удили рыбу самодельными удочками. За нами
>> шелестели кружевными кистями листьев белые тонкоствольные березки,
>> застывшиеn вперемежку с серыми осинами. Дальше высились темные
>> верхушки елей. Забираться в лесную глушь, подальше от города и людей,
>> просиживать до одури с удочками в руке стало в последние годы
>> подлинной страстью для него, отставного полковника, повидавшего на
>> своем веку столько, что и на сто человек хватило бы с лихвой. Он, все
>> еще крепкий, с каменными мускулами на груди и руках, видно, очень
>> устал от людей, от подлостей и измен и искал уединения, где можно
>> бездумно, уставившись в одну точку, убивать время, оставшееся до
>> могилы.
>>
>> — Я, к примеру, — продолжал он, оторвав от губ приклеившийся конец
>> сигареты, отчего приоткрылись еще крепкие, но желтые, насквозь
>> прокуренные зубы, — оттого и жив до сих пор, что сохранял некую толику
>> этого чувства. А не то сто раз бы погиб.
>>
>> Это только кажется, что подлый и хитроумный народ живет подольше и
>> слаще, а честный и прямой человек гибнет первым. Из того, чего я
>> нагляделся, напрашивается совсем иной вывод. И тут ничего не подведешь
>> под общий закон. От национальных ли качеств это зависит, от
>> родительских ли генов? Не берусь судить.
>>
>> Надо полагать, какой-то определенный закон естественного отбора
>> распространяется на род людской, без различия рас, национальностей и
>> вероисповеданий.
>>
>> Чувство собственного достоинства в самом лучшем его виде проявляется у
>> двух категорий людей: у крестьян, что трудятся на земле, выросли среди
>> лесов и полей и привыкли хлеб добывать в поте лица своего, а также у
>> интеллигентов. Подлинных, а не тех полуобразованных люмпенов, каких
>> теперь встречаешь на каждом шагу. У интеллигентов развито понятие
>> личной чести. И они не опустятся до низкого поступка, до скотского
>> поведения, даже если на карту поставлена собственная жизнь. Они, к
>> счастью, еще не лишились чувства стыда. А сколько народу даже не
>> знает, что это такое?
>>
>> Когда мой артиллерийский дивизион был разбит и, кто уцелел из личного
>> состава, разбежались по окрестным деревням, я сорвал с себя
>> командирские знаки различия, зарыл в землю партийный билет и в
>> одиночку попытался пробиться из окружения к своим. Не вышло. Схватили.
>>
>> И вот стою я в серой и грязной колонне военнопленных. Немцы нас
>> построили в три шеренги и через переводчика объявляют:
>>
>> — Кто еврей — три шага вперед!
>>
>> Я сам поразился, как много евреев оказалось в колонне. Их всех
>> отделили и поставили в другом конце плаца. Я, как ты догадываешься,
>> даже бровью не повел, словно я не еврей. Стою где стоял.
>>
>> Снова объявляют:
>>
>> — Кто коммунист — три шага вперед! Их тоже в сторонку, к евреям.
>>
>> Я — стою.
>>
>> — Старший командный состав — три шага вперед! Их туда же, к
>> коммунистам и евреям.
>>
>> Потом всех, кого отделили, тут же на плацу и расстреляли. Из пулемета.
>> На наших глазах.
>>
>> А я, как видишь, жив и с тобой вот болтаю. Почему? Мне, сынок, надо
>> было сделать не три шага, а целых девять. А, как знаешь, я — большой
>> лентяй.
>>
>> Он улыбнулся. Невесело. Слегка приоткрыв свои прокуренные зубы.
>> Придавленные тяжелыми веками глаза не смеялись.
>>
>> — Думаешь, я один был такой умный? Нашлось немало таких, что не вышли
>> из строя по первому требованию. Но им не повезло, как мне. В колонне
>> пленных оказались люди, что знали их и поспешили помочь немцам,
>> выволокли их из шеренги.
>>
>> Потому что немцы сделали верный расчет на психологию скотов. Голодных
>> и опустившихся скотов. За каждого выданного еврея, или коммуниста, или
>> старшего офицера тому, кто их выдаст, была обещана награда: сто
>> граммов хлеба и пачка махорки.
>>
>> Я оказался достаточно везучим, чтобы не попасть в плен со своими
>> сослуживцами. Во всей колонне ни один человек не знал меня. И поэтому
>> остался жив и в состоянии рассказать тебе, до чего мерзок род людской,
>> когда теряет те несколько качеств, слегка отделяющих его от животного.
>> Я стоял, окаменев, в своей шеренге и не верил глазам своим. Солдаты,
>> еще вчера вместе делившие тяготы фронтовой жизни, в одном.окопе,
>> локоть к локтю, отстреливались от врага, ели из одного котелка и спали
>> вповалку, обнявшись, согревая друг друга теплом своих тел, выводили,
>> выталкивали из строя своих товарищей, отдавали в руки палачей и тут же
>> бесстыдно и униженно просили награды: кусок хлеба и махорки, чтобы
>> покурить.
>>
>> Некоторые даже дрались между собой, не поделив добычи, потому что
>> вдвоем ухватились за одну жертву, знакомую по совместной службе, и
>> теперь пинали ногами друг друга, кровавили носы, и каждый тащил к себе
>> напуганного оцепеневшего человека, чтоб самолично поставить его под
>> пулю и ни с кем не разделить жалкой награды.
>>
>> Когда выстрелы затихли и все, кого отогнали на другой конец плаца, уже
>> не стояли, сгрудившись, а валялись на булыжнике в самых невероятных
>> позах и кое-кто из недобитых дергал руками и ногами в предсмертных
>> конвульсиях, туда ринулись из нашей колонны их вчерашние товарищи и
>> без стеснения деловито стали шарить по карманам убитых, снимать с еще
>> не остывших рук часы и сдергивать с трупов сапоги, чтобы тут же,
>> присев, за неимением скамьи, на грудь мертвеца, переобуться в новую,
>> немного лишь поношенную обувь.
>>
>> Немцы, стоявшие в сторонке возле остывавшего после стрельбы пулемета,
>> с брезгливостью взирали на эту сцену и тешили себя мыслью, что не зря
>> фюрер назвал этот народ «унтерменшами».
>>
>> Я, кадровый строевой офицер, стоял, обалдев от стыда и бессилия, и
>> горестно размышлял о том, что в самом жутком сне не мог предполагать,
>> что советские солдаты, наследники революции, которым мы годами
>> прививали нормы человеческого поведения, прожужжали им уши лекциями об
>> интернационализме, классовой солидарности трудящихся и дружбе
>> советских народов, оказались на поверку такими безнравственными
>> скотами.
>>
>> Было бы упрощением объяснить их поведение заурядным антисемитизмом или
>> ненавистью к коммунистам и своим командирам. Объяви немцы награду за
>> каждого рыжего советского солдата или за каждого низкорослого, и они
>> бы с ними проделали то же самое. Безо всякой злобы. А лишь потому, что
>> голодной утробе за это обещан кусок хлеба.
>>
>> Потеря чувства собственного достоинства или же полное отсутствие
>> такового толкает человека на подлые поступки независимо от его
>> национальности. Еще до того, как я попал в плен, когда еще надеялся
>> выбраться из окружения и отсыпался днем в стогах сена, а ночами брел
>> на Восток, к своим, я повстречал еще двух окруженцев. Два польских
>> еврея, еле лопотавшие по-русски, были мобилизованы в Советскую Армию
>> где-то Под Белостоком и теперь, когда их воинская часть была
>> разгромлена, метались, как зайцы, по чужой им и враждебной Украине в
>> поисках спасения. С их откровенно выраженными семитскими физиономиями,
>> с их еврейско-польским акцентом нельзя было сунуть носа ни в какую
>> деревню, чтобы найти что-нибудь пожевать. Они держались подальше от
>> человеческого жилья и кормились сырой свеклой, которую удавалось
>> вырыть в поле, и сухими зернами пшеницы.
>>
>> Вид у них был жуткий, когда я случайно наткнулся на них, — какие-то
>> зачумленные, жалкие существа. У меня был с собой печеный хлеб, добытый
>> в деревне, и я скормил им полбуханки, а вторую половину оставил на
>> завтра. Когда я укладывал в вещевой мешок остатки хлеба, они следили
>> за моими руками воспаленными глазами, в которых мне чудилось безумие.
>> Я велел им никуда не отлучаться и ждать меня, пока я разведаю
>> —местность и установлю наиболее безопасный маршрут. Они безропотно
>> соглашались на все, что я им говорил, и на идише, захлебываясь,
>> благодарили судьбу, пославшую им в спасители еврея без ярко выраженных
>> семитских черт и отлично говорящего по-русски. Только за моей спиной
>> могла для них замаячить хоть какая-то надежда на спасение. Без меня —
>> гибель.
>>
>> Когда я к вечеру вернулся из разведки по окрестным деревням, то не
>> обнаружил моих евреев под стогом сена, где я их оставил, тщательно
>> замаскировав вход в нору. Не было видно никаких следов борьбы. Они
>> ушли сами, не дождавшись меня. Голод лишил их разума. Желание съесть
>> вдвоем остатки хлеба, не поделившись с третьим, пересилило страх за
>> свою жизнь. И они убежали с моим хлебом.
>>
>> Через два дня, в одной из деревень, я услышал, что украинские полицаи
>> поймали двух солдат-евреев, которые даже не умели говорить по-русски.
>> Это были они.
>>
>> Пьяные полицаи не довели их до лагеря военнопленных, а прикончили по
>> дороге, устроив состязание в стрельбе по мечущимся живым мишеням.
>>
>> Уцелеть еврею на оккупированной немцами Украине было делом
>> непосильным. Немцы методично вылавливали евреев соответственно
>> инструкциям свыше, украинцы же это делали добровольно, с большим
>> рвением, стараясь опередить оккупантов и выслужиться перед ними. Не
>> буду скрывать, я куда больше опасался встречи с украинской полицией,
>> чем с немцами. Немцы не очень-то отличали, кто еврей, а кто — нет, да
>> и относились к этому равнодушно, без интереса. Их больше занимала сама
>> война с Россией. Для украинцев охота на евреев, грабеж их имущества,
>> избиение и убийство безоружных и беспомощных людей стало азартной и
>> страстной игрой, доставлявшей им большое и непостижимое нормальному
>> уму удовлетворение.
>>
>> Меня выручил восточный тип лица: не семитский, а больше монгольский.
>> Не очень ярко выраженный, смытый. Какой встречается у казанских татар.
>> Их порой не отличить от русских. Чуть-чуть скулы выдаются. И глаза
>> немножко уже. Вот так выглядел я в ту пору. Сейчас с возрастом все
>> больше пробиваются семитские черты. И ты к старости подобное
>> обнаружишь в своем лице. Гены предков сказываются даже и при полной
>> ассимиляции.
>>
>> Легенда о татарском происхождении оказалась лучшим прикрытием. Благо,
>> мне не пришлось выдумывать достоверные подробности. Последние годы
>> денщиком у меня служил казанский татарин Реза Аблаев, расторопный
>> солдат из старослужащих. Он по-татарски ни слова не знал. Вырос
>> сиротой в русском приюте под Москвой. Лучшей биографии и не придумать
>> для меня.
>>
>> Реза погиб в последних боях в окружении. Я его сам хоронил и его
>> солдатскую книжку взял с собой. Просто так. На память о верном
>> денщике, с которым прошел бок о бок все начало войны и долгое время до
>> войны.
>>
>> Попав в плен, я, не задумываясь, объявил себя татарином по имени Реза
>> Аблаев. Свои документы я заранее уничтожил, офицерское обмундирование
>> сменил на солдатское, снятое с убитого, а в лицо меня, к счастью,
>> никто в лагере не знал.
>>
>> Определили меня в татарский барак-лагерная администрация старалась
>> размежевать пленных по национальному признаку. Бараки недоверчиво
>> косились друг на друга, а это охране только и надо было: легче держать
>> все стадо в повиновении.
>>
>> Наш лагерь стоял на берегу Черного моря, куда я до войны ездил на
>> курорты. Тогда была зима, и холодный пронизывающий ветер с моря
>> донимал нас, истощенных голодом, и люди умирали как мухи. Первыми
>> умирали те, кто не имел чувства собственного достоинства и быстро
>> терял человеческий облик. Я, к примеру, сидел на том же голодном
>> пайке, что и другие, худел, усыхал, но не позволял себе подобрать
>> что-нибудь с земли и сунуть в рот. А находилось немало таких, кто с
>> помутившимся от голода сознанием ковырялись, как мухи, в кучах гнилых
>> помоев возле кухни и жадно набивали себе брюхо. И, конечно, сразу —
>> дизентерия. Таких, еще живых, охранники складывали штабелями в яму и
>> заливали известью, чтобы предупредить эпидемию. Залитые белой известью
>> трупы напоминали плохо обработанные статуи.
>>
>> Работать нас гоняли на ремонт дороги и погрузку угля в соседнем порту.
>> На голодное брюхо долго не проработаешь, свалишься по дороге и будешь
>> пристрелен охранником.
>>
>> Однажды нас выстроили на плацу. Всех, кто еще мог двигаться. Пришел
>> начальник лагеря. Моих лет, худой подтянутый офицер. По имени Курт.
>> Пленные почему-то знали его имя, но не фамилию. Имя короткое, легче
>> запомнить. А жаль. Возможно, он жив сейчас, и, знай я его фамилию, чем
>> черт не шутит, и повидаться удалось бы. Интересный бы у нас разговор
>> получился.
>>
>> Вышагивает этот Курт перед нашим грязным и рваным строем на своих
>> длинных ногах в сверкающих хромовых сапогах. Здоровенная немецкая
>> овчарка на кожаном поводке лениво трусит рядом. А чуть сзади—
>> хорошенькая пухлая бабенка. Его любовница из Польши по имени Ада.
>> Миниатюрная красотка. Брезгливо морщит вздернутый носик-дух от пленных
>> идет тяжелый. Она с грехом пополам лопотала по-русски, и Курт иногда
>> пользовался ее услугами и как переводчицы тоже.
>>
>> Остановился Курт. Остановилась собака. Остановилась Ада. Повернулись
>> лицом к строю.
>>
>> — Есть интересное предложение, — переводит Ада слова Курта. — Кто из
>> вас сапожник — три шага вперед.
>>
>> Я обмер. Сапожника освободят от изнурительных общих работ. Он будет
>> сидеть в тепле и загонять гвозди в подметки. И останется жив. Не умрет
>> от истощения.
>>
>> И тут я вспомнил, что хоть я и кадровый офицер и всю жизнь провел в
>> армии, все же имею право называться сапожником. Потому что в
>> революцию, в голодные годы, совсем еще мальчишкой был отдан матерью в
>> ученье к сапожнику и бегал у него на посылках и полу— чал тычки и
>> зуботычины, пока меня не призвали в армию. Так я сапожником и не стал.
>>
>> — Кто сапожник — три шага вперед!
>>
>> Ноги меня сами вынесли из строя. Отсчитал три шага. Замер.
>>
>> Ты — сапожник? — недоверчиво оглядел меня Курт.
>>
>> Так точно.
>>
>> — Не похож, — усомнился он.
>>
>> Проклятая офицерская выправка и тренированное спортом тело подводили
>> меня, выдавали мое прошлое.
>>
>> — Кто еще хочет назвать себя сапожником? Гляжу, еще один человек
>> несмело вышел из строя.
>>
>> Из нашего татарского барака. Одутловатый, будто у него водянка,
>> неприятный тип с дырками от оспы на широком и плоском лице. По имени
>> Ибрагим. Он больше других с подозрением косился на меня в бараке:
>> отчего, мол, я не знаю родной язык? И все похвалялся, что татары —
>> величайший народ на земле и что они — прямые потомки покорителя России
>> Чингисхана.
>>
>> Ты, сынок, запомни, если человек говорит о себе во множественном
>> числе: мы — русские, или мы — татары, или мы — немцы, так и знай —
>> дрянной это человечишко, пустой и никчемный. Свое ничтожество
>> прикрывает достоинствами всей нации. Человек стоящий всегда говорит: я
>> — такой-то и называет себя по имени, а не по национальности. А раз
>> говорит — мы, значит, за спину нации прячется. Подальше держись от
>> такого.
>>
>> Таким вот и был Ибрагим, мой сосед по татарскому бараку, тоже
>> объявивший себя сапожником.
>>
>> Больше никто из строя не вышел.
>>
>> Курт не был лишен проницательности. Он не усомнился, что мы оба
>> липовые сапожники и хотим отвертеться от общих работ. Немцы — народ
>> трудолюбивый, надо отдать им должное, и лентяев и придурков терпеть не
>> могут. Как и воров.
>>
>> — Я не сомневаюсь, — сказал Курт, и Ада перевела его слова с польским
>> акцентом, — что эти два сапожника никогда не держали сапожный молоток
>> в руках, а сделали три шага вперед с одной целью — обмануть меня и
>> освободиться от тяжелой работы. Только русские свиньи способны на это.
>> Но я вас проучу так, чтоб другим неповадно было.
>>
>> Он назвал татарина Ибрагима и меня, еврея, выдавшего себя за татарина,
>> русскими свиньями потому, что откровенно презирал нас всех и не делал
>> никаких различий. Одно стадо. На одно лицо.
>>
>> Ибрагим и я стояли в трех шагах впереди строя грязных и тощих
>> военнопленных, людей, обреченных на медленную смерть от недоедания и
>> непосильной работы. Но их смерть таилась в неблизкой перспективе.
>> Когда организм окончательно не выдержит и сдастся. Наша с Ибрагимом
>> смерть маячила перед самым носом. Курт без особого труда обнаружит
>> обман, что никакие мы не сапожники, и тогда две пули (немцы — народ
>> аккуратный и экономный и дефицитный свинец зря переводить не станут)
>> уложат нас двумя кучками грязного тряпья на краю плаца перед
>> равнодушным от отупения строем военнопленных.
>>
>> Это понимали мы с Ибрагимом. Это было написано на худых лицах наших
>> товарищей, стоявших в относительной безопасности в трех шагах позади
>> нас.
>>
>> — Вот так, — сказал Курт, по-журавлиному вышагивая перед нами в
>> высоких хромовых сапогах, начищенных до нестерпимого блеска. Сапоги
>> были хорошей работы. Не фабричные. А сшиты по заказу. Мягкие голенища,
>> как перчатки, облегали его кривоватые ноги, казавшиеся особенно
>> тонкими из-за нависавших над ними широких крыльев суконных
>> брюк-галифе.
>>
>> — Не раздумали? — с насмешкой в глазах остановился перед нами Курт,
>> игриво постукивая тростью по голенищу сапога. — Лучше сейчас сознаться
>> во лжи, и вы понесете наказание без лишних хлопот… Двадцать палок… От
>> этого не всегда умирают. А то ведь подохнете позорной и мучительной
>> смертью. Ну, раздумали?
>>
>> Я выдержал его насмешливый взгляд и мотнул головой. Мол, не отрекаюсь
>> от того, что сказал.
>>
>> Как повел себя Ибрагим, к которому подошел после меня Курт, не знаю.
>> Не глядел в ту сторону. Не до того было. Ибрагим, видать, тоже не
>> отступился, потому что Курт спиной вперед отошел от нас, чтобы лучше
>> разглядеть обоих, и объявил:
>>
>> — Слушайте все! Этих двух сапожников я помещу отдельно от всех, в
>> караульную будку, пусть подтвердят свою квалификацию. Я дам им задание
>> сшить туфли… Модельные туфли для нее, — он ткнул тростью в сторону
>> Ады, и мои глаза невольно скользнули к ее стройным ножкам, обутым в
>> открытые туфли-лодочки на высоких тонких каблуках. И то, что мой
>> взгляд засек машинально, заставило мое сердце замереть от безысходной
>> тоски. У Ады была крохотная ножка. 35 размера, не больше. И высокий,
>> высоченный подъем. Западня. Волчья яма. Гибель для сапожника. Сделать
>> что-нибудь приличное на такую ногу даже в нормальных условиях под силу
>> лишь хорошему мастеру. И даже у него мало шансов на успех. Я помнил,
>> как мой хозяин, который славился золотыми руками, при виде такой
>> каверзной ножки кривился, как от зубной боли, и чаще всего не брал
>> заказа, а если брал, то за очень высокую плату. Потому что даже он не
>> мог заранее предсказать, что получится в результате.
>>
>> Если вы действительно сапожники, а не жалкие трусливые лгуны, —
>> продолжал Курт, а Ада дословно переводила с мягким польским акцентом,
>> — то вы управитесь за неделю. Потому что вас двое. А был бы один, я бы
>> продлил срок еще на одну неделю. Ни инструментом, ни материалом я вас
>> обеспечивать не собираюсь. Это — ваша забота. Через неделю новые туфли
>> должны украсить ее ножки. Опоздание хоть на один час— расстрел. Отсчет
>> времени начинается вот с этой самой минуты.
>>
>> Курт сдвинул рукав кителя с запястья и посмотрел на часы.
>>
>> Итак, начинаем. Через неделю будет ясно, кто вы: люди или свиньи.
>>
>> И он поднял глаза на строй военнопленных. Курт бросал вызов всему
>> лагерю. Люди мы или свиньи? Кем нас считать? Я почему-то перестал
>> думать о неминуемо нависшей смерти. В моей голове носились мысли более
>> высокого порядка.
>>
>> От меня, от того, как я вывернусь из абсолютно безнадежного положения,
>> зависела честь всей этой обезличенной серой толпы. Честь армии и
>> страны, к которой мы совсем недавно принадлежали. Моя победа могла
>> поддержать дух этих уже почти сдавшихся людей и тем самым продлить их
>> существование. Мое поражение неминуемо ускорит и их конец.
>>
>> Хоть я стоял в рваном солдатском обмундировании, в душе, еще не
>> окончательно сломленной, оставался офицером, командиром и, как это ни
>> покажется смешным, испытывал чувство ответственности за судьбу других,
>> словно они оставались моими подчиненными. Я готовился постоять за
>> честь тех солдат, от которых я скрывал, что я — коммунист, что
>> я-старший офицер и, наконец, что я — еврей. Обнаружь я хоть один из
>> трех этих грехов, и они сдали бы меня в лапы гестапо: на расстрел ради
>> пачки махорки или ломтика хлеба, почитавшегося в лагере эквивалентом
>> тридцати сребреников.
>>
>> Я оглянулся на линию серых, небритых безжизненных лиц и увидел, как
>> навстречу мне загорались сочувствием и надеждой глаза. Они вместе со
>> мной приняли вызов. Но я ставил на карту голову. Они — честь. О
>> которой не все имели достаточно понятия.
>>
>> — Снимайте мерку, — распорядился Курт.
>>
>> Ибрагим не шелохнулся. Я двинулся непослушными ногами к Аде. Она
>> кокетливо вздернула выше колена юбку, сбросила туфлю и протянула ногу
>> мне. Я опустился на колени и поставил ладонь под ее теплую пятку.
>>
>> Да. Убийственный тридцать пятый размер. И необыкновенно высокий
>> подъем. Гибель. Но в запасе неделя. Что бы ни случилось, а мерку надо
>> снять. Чем? У меня в карманах даже шнурка не оказалось. И тут из строя
>> пленных кто-то бросил мне комок шпагата. Я даже не оглянулся. Приложил
>> к ноге Ады. Измерил длину стопы и завязал узелок. Затем объем. Еще
>> узелок. И так далее. Быстро. Не раздумывая. Сосредоточившись на одном:
>> запомнить порядок узелков на шпагате.
>>
>> Курт наблюдал за мной с интересом и нервно постукивал тросточкой по
>> голенищу сапога. Он тоже, как и весь лагерь, включился в эту игру.
>> Азартную игру. Где призом была моя голова.
>>
>> Конвойные отвели меня с Ибрагимом в караульную будку. Голые стены. Два
>> табурета. И шаткий дощатый пол. Как камера для смертников, ожидающих
>> исполнения приговора.
>>
>> Как только мы остались вдвоем, рыхлый, как тесто, Ибрагим безвольно
>> опустился на пол и по его плоскому, иссеченному оспой лицу потекли
>> мутные слезы.
>>
>> — Мы — погибли, — захлюпал он носом. — Я— не сапожник.
>>
>> И тут я не смог себя сдержать, наотмашь хлестнул его по морде.
>>
>> Чего же ты, гад, полез? Из-за тебя мне лишь одну неделю срока дали. А
>> так бы я две недели работал.
>>
>> Ты действительно сапожник? — поднял он на меня свои узкие щелки глаз,
>> и в них засветился почтительный восторг, словно он увидел живого
>> волшебника.
>>
>> Я не ответил. Я сдерживался, чтоб еще раз не сорвать злость на этом
>> обезумевшем от страха мешке, набитом студнем, и костями.
>>
>> — Не выдавай меня, — взмолился Ибрагим, — я тебе служить буду… Что
>> прикажешь. Ну, хотя бы чесать спину…
>>
>> Молчать! — сорвался я на уже позабытый офицерский окрик. — Слушай мою
>> команду! Хочешь прожить эту неделю — молчи, ни звука! И все, что я
>> прикажу — исполняй, не медля. Ясно?
>>
>> — Ясно, ясно… Только прикажи…
>>
>> — Вот тебе первый приказ. Пропаши носом весь лагерь, но найди
>> какой-нибудь режущий инструмент. Ножей в лагере нет. Разыщи кусок
>> стали и на камне отточи, чтоб было лезвие как у бритвы.
>>
>> Ибрагим, сопя, приволок в будку кусок ржавого железа и камень. Сел на
>> пол и начал тереть железо об камень. Как первобытный человек, трением
>> высекавший огонь. Я же подобрал на свалке парочку сухих кусков дерева.
>> Из них предстояло вырезать колодки. Без колодок туфли не сшить. Но для
>> начала нужен был нож.
>>
>> Ибрагим пыхтел, сопел. Каждые полчаса я сменял его. Всю ночь мы
>> продолжали работу при свете луны. К утру край стали сверкал узким и
>> острым лезвием, и первый луч солнца отразился от него и на миг ослепил
>> меня.
>>
>> Это был первый шаг к спасению.
>>
>> Я поспал часок-другой и приступил к изготовлению колодок. Колодки
>> делает специалист. Это вроде художественной резьбы по дереву. Нужно
>> сделать модель человеческой ноги. Да еще такой миниатюрной, как у Ады.
>> И с таким проклятым высоким подъемом.
>>
>> Никогда в жизни я ни резьбой по дереву, ни изготовлением колодок не
>> занимался. Мой хозяин — сапожник, которому когда-то я был отдан в
>> учение, тоже колодки сам не вырезал, а покупал их готовыми. Так что я
>> даже и представления не имел, как это делают. И тем не менее приступил
>> к делу. Спокойно, уверенно. Будто всю жизнь только этим делом и
>> занимался.
>>
>> Зажал кусок дерева между колен и осторожно снял лезвием желтую
>> стружку. Потом снял вторую. Стружка завивалась колечком и ложилась у
>> моих ног. Ибрагим сидел на корточках против меня и с восторгом и
>> преданностью в глазах следил за каждым движением лезвия. Как собака у
>> ног работающего хозяина. Только не повизгивал для полного сходства.
>> Правда, разок заскулил и даже облизнулся, когда увидел проступающие в
>> дереве очертания человеческой стопы.
>>
>> К вечеру в лагерь возвращались колонны с общих работ. Измученные до
>> предела пленные, еле волоча ноги, проходили в ворота за колючую
>> проволоку и не рассыпались по баракам, как делали прежде, а столпились
>> у открытых дверей сторожевой будки, в глубине которой сидел я,
>> окруженный, как пеной, желтыми стружками. Левая колодка была готова.
>> Желтая, как слоновая кость, миниатюрная женская ножка. Ибрагим вышел с
>> ней к пленным, бережно держа ее в обеих ладонях, и высоко поднял над
>> головой, чтоб побольше людей могли увидеть. Толпа одобрительно
>> загудела, и Ибрагим тут же унес сокровище в будку.
>>
>> С наступлением темноты я спать не лег. Слишком велико было
>> возбуждение. Не знаю, что испытывает скульптор, кончив высекать из
>> мрамора фигуру. Я был как пьяный.
>>
>> Кто-то принес немецкую парафиновую плошку-свечку. Среди пленных свеча
>> считалась редкой драгоценностью. Ее меняли на хлеб и махорку. Нам
>> свечу принесли безвозмездно. При ее колеблющемся свете я стал строгать
>> вторую колодку.
>>
>> Что я могу сказать по этому поводу? Говорят, что битьем можно медведя
>> выучить танцевать, а собаку считать до десяти. Так, мол, делают
>> цирковые дрессировщики. Мои руки совершили чудо. Никогда прежде этим
>> не занимаясь, я выстругал две колодки, две модели человеческих ног,
>> левую и правую. И такой красоты, такого совершенства, что встань из
>> могилы мой хозяин, обучавший меня сапожному ремеслу, он повертел бы их
>> в руках, прищелкнул языком и сказал бы:
>>
>> — Хоть в Брюссель на выставку посылай.
>>
>> Так говорил он всякий раз, когда что-нибудь вызывало его восторг. В
>> Брюсселе, как я полагаю, в те времена устраивалось нечто вроде
>> международной выставки обуви.
>>
>> — Высший класс! — сказал бы мой хозяин. Меня он никогда такой похвалы
>> не удостаивал. Потому что, пребывая в учениках, я не успел сшить ни
>> одной пары обуви. А уж изготовление колодок совсем не моим делом было.
>>
>> Можно считать, что моей рукой водил страх перед наказанием. А
>> наказание-смерть. Но я полагаю, что не только это вызвало у меня взрыв
>> творческого вдохновения. Нечто большее, чем страх перед обещанной
>> пулей. Курт, дав мне непосильную задачу, не сомневался в результате, и
>> для него это был еще один повод торжествовать над нами, беззащитной
>> серой толпой, которую он откровенно презирал, считая низшей расой. А
>> мне очень хотелось ему попортить торжество. Для меня это была
>> единственная возможность почувствовать себя человеком — царем природы
>> и восторжествовать над моим врагом.
>>
>> И весь наш лагерь загорелся тем же чувством. Даже в изоляторе, где
>> доходили дистрофики, когда туда втискивали очередной полутруп, его
>> тормошили и спрашивали, как обстоит дело с туфлями для Ады. Всякий,
>> кого не угнали на общие работы, подходил ко мне и приносил украдкой
>> кусок хрома от старого голенища или уцелевшую подметку. Из ваты,
>> надерганной из солдатских телогреек, мы сучили пальцами суровые нитки.
>> Из полена нарезали деревянных гвоздиков. Из железного гвоздя отточили
>> на камне шило. Из тонкой проволоки сделали иглу.
>>
>> Из старых подметок и голенищ я скроил заготовку и вырезал подошвы.
>> Выстругал из дерева высокие и тонкие каблучки.
>>
>> Буквально из ничего, голыми руками я не сшил, а сотворил пару женских
>> туфель, удивительной модели, прежде никем не виданной, ибо родилась
>> она в моем воспламененном мозгу.
>>
>> Первым свидетелем этого чуда был мой напарник Ибрагим. Он не верил,
>> что мне удастся выпутаться из беды и соорудить из хлама хотя бы
>> что-нибудь похожее на обувь. Поэтому, хоть и помогал мне, пыхтя и
>> постанывая, больной и отекший от голода: часами мял кожу, сучил
>> пальцами нитки из ваты, оттачивал на камне гвоздь, но глядел перед
>> собой безучастным и безнадежным взглядом, примирившись с мыслью о
>> неизбежной гибели. А когда не работал, сидел с закрытыми глазами на
>> полу, скрестив ноги, как азиатский божок, и, раскачиваясь, гнусавил с
>> подвывом то ли песню, то ли молитву. Теперь он совсем мало походил на
>> потомка отважного и свирепого завоевателя Чингисхана. До того, как его
>> угораздило назваться сапожником, он хвастливо кичился этим именем
>> перед другими пленными, нетатарами. Нынче он больше напоминал старого
>> издыхающего ишака.
>>
>> У нас оставались в резерве почти сутки до окончания недельного срока,
>> установленного комендантом. Я работал как одержимый, почти в
>> беспамятстве, лишь изредка сваливаясь на пол, чтобы поспать
>> часок-другой, и, надо полагать, со стороны Ибрагиму я казался
>> свихнувшимся от страха.
>>
>> В эту ночь Ибрагим тревожно спал в углу, всхлипывая во сне, а я,
>> согнувшись в три погибели, при слабом мигающем огоньке свечи корпел
>> над окончательной отделкой туфель, мял и натирал их, наводя на
>> хромовые бока и носки глянец и блеск.
>>
>> Уже розовело небо, когда я поставил обе туфли на пол, бортик к
>> бортику, каблучок к каблучку, острыми, переливающимися тусклым блеском
>> носками прямо к плоскому носу Ибрагима, поскуливающего по-щенячьи во
>> сне. И тут же сам уснул, провалился в беспамятство, в мертвый сон, без
>> тревог, без бреда и без радости. Пустой, выпотрошенный, бесчувственный
>> и ко всему равнодушный.
>>
>> Проснулся я вскоре. Меня разбудил истошный визг и рычание. Я разлепил
>> опухшие веки и при ясном свете — солнце уже встало
>>
>> — увидел ошалевшего Ибрагима, уставившегося на дамские туфельки и
>> по-звериному, опираясь на колени и руки, чуть не лаем выражавшего
>> обуявший его восторг.
>>
>> Должно быть, и Ибрагим в своей жизни таких туфель не видал. Он понял,
>> что спасен, что останется жив, и вопил и визжал от счастья. Затем
>> вскочил на ноги, легко, как будто не просидел рядом со мной всю неделю
>> отечным безжизненным мешком, и, схватив в каждую руку по одной туфле,
>> стал размахивать ими над головой, приплясывая и исходя гортанным
>> криком, напоминающим клекот степной птицы. И выбежал из сторожевой
>> будки. Вопя и держа за каблуки высоко над головой женские модельные
>> туфли.
>>
>> Время было как раз перед отправкой колонн на работы, и на плацу
>> выстраивались серые шеренги голодных и невыспавшихся пленных. Конвоиры
>> с собаками пересчитывали их. Как всегда, при этом присутствовал
>> комендант Курт. И его переводчица и любовница полька Ада.
>>
>> Сначала конвоиры чуть было не спустили на Ибрагима сторожевых собак,
>> когда он, приплясывая и вопя, появился на плацу. Но увидели, чем он
>> помахивал в высоко поднятых руках, и придержали рвущихся с поводков
>> собак.
>>
>> Шеренги полумертвых людей вдруг ожили, зашевелились, засветились
>> улыбками. Ибрагим бежал перед ними, пританцовывая, и в его руках
>> посверкивали на солнце, словно сделанные из хрусталя, волшебные
>> туфельки. Переливались и поблескивали, как алмазы, над пыльным,
>> утоптанным тысячами ног плацем, над грязным рваным тряпьем, в которое
>> кутались худые, как скелеты, люди.
>>
>> Курт принял туфли из дрожащих и потных рук Ибрагима. Не сказал ни
>> слова, а только кивнул солдату, и тот грубо стал подталкивать
>> растерянного татарина к строю уже готовых к выходу на тяжелые работы
>> пленных. Другой солдат трусцой побежал в сторожевую будку, пинком
>> поднял меня с пола, где я все еще лежал, и повел на плац.
>>
>> Ада уже примерила мои туфли. Ее старые туфли французского или
>> немецкого производства, одним словом, заграничные, валялись в пыли, а
>> мои плотно и удобно сидели на ее маленьких крепких ножках. Я это
>> определил по удовлетворенной улыбке, которая выдавила ямочки на ее
>> сытых румяных щечках. Завидев меня, она бросилась навстречу и на
>> глазах у Курта, у конвоиров с собаками и у серой голодной толпы
>> поцеловала меня в губы, ладонями обхватив мой затылок.
>>
>> «Вот сейчас Курт меня и пристрелит. Из ревности», — еще успел подумать
>> я, видя шагающего ко мне на длинных худых ногах коменданта. Правая
>> рука его в кожаной перчатке покоилась на черной кобуре с пистолетом.
>> Но он не расстегнул кобуру, а той же рукой, не снимая перчатки, пожал
>> мою руку и бесстрастным ровным голосом сказал, а Ада скороговоркой
>> перевела, громко и радостно, чтобы слышали все на плацу:
>>
>> — Я был неправ… назвав вас свиньей (он сказал мне «вы», а не «ты»)… Я сожалею.
>>
>> И еще раз тряхнул мою руку. А потом приложил эту же руку в черной
>> перчатке к своей фуражке, на черном околышке которой белел алюминиевый
>> череп с костями — эмблема СС, отдавая мне, пленному, честь.
>>
>> Эх, надо было видеть, что произошло в толпе пленных, неровными
>> шеренгами вытянувшихся на плацу. Слабые, изможденные, до того ко всему
>> безучастные люди зашумели, загорланили, захлопали грязными худыми
>> руками. Глаза у людей засветились гордостью и удовлетворением. Весь
>> лагерь разделил со мной мою победу.
>>
>> Колонны ушли на работу. Я весь день проспал в пустом татарском бараке,
>> и дневальные, подметавшие земляные полы между рядами двухэтажных
>> деревянных нар, приближаясь ко мне, почтительно умолкали, чтобы не
>> потревожить мой сон.
>>
>> Поздним вечером пленные вернулись в лагерь и еле живые от усталости
>> расползлись по баракам. Я уже встал, и каждый татарин, входя в барак с
>> тощим ужином в солдатском котелке, счел своим непременным долгом
>> подойти ко мне и потрепать по плечу или пожать руку. Один лишь Ибрагим
>> не подошел. Нахохлившись и ни на кого не глядя, он сидел в своем углу
>> на нижних нарах и хлебал из котелка пустую лагерную баланду. Он был
>> обижен до глубины души. Все лавры достались мне, а его угнали на общие
>> работы, словно он был совсем ни при чем.
>>
>> Получилось так, хоть я никому не заикнулся о беспомощности Ибрагима,
>> но и немцы и пленные без лишних слов поняли все и, не колеблясь,
>> отстранили его от меня, лишили его радости победы. Татары в бараке
>> подтрунивали над Ибрагимом, а он закипал злобой и лениво огрызался.
>>
>> Потом, в воскресенье, за мной пришел конвоир и повел меня мимо
>> бараков: татарских, русских, украинских, грузинских — только
>> еврейского барака не было— среди всех пленных я был единственным
>> евреем, и знал об этом лишь я один, а знай еще кто-нибудь ~ и лагерь
>> был бы действительно «юден фрай», свободным от евреев. Немец вывел
>> меня за проволоку, на ту сторону дороги, где в каменных, беленных
>> известью домиках под черепичными крышами жила охрана.
>>
>> Мы пришли к дому коменданта. Из открытых окон слышалось множество
>> голосов, мужских и женских, пронзительно верещал патефон.
>>
>> Курт встретил меня в дверях распаренный, в расстегнутом кителе, обняв,
>> как своего, и повел к столу, за которым сидели немецкие офицеры в
>> летной форме. Недалеко от нашего лагеря на берегу моря в бывшем
>> санатории отдыхали выздоравливавшие после госпиталя раненые летчики.
>> Курт устроил для них вечеринку, а чтобы мужчинам не было скучно, велел
>> Аде позвать из соседнего поселка русских девок и женщин. Теперь они
>> сидели вперемежку с летчиками, раскрасневшиеся от вина, смущенно
>> хихикали и нестройно подпевали по-русски патефону. Немцы щупали их,
>> тискали и откровенно спаивали, все время подливая им из бутылок с
>> разноцветными наклейками. У меня свело челюсти, — когда я увидел,
>> сколько вкусной еды, давно позабытой мною, громоздилось в тарелках на
>> столе, а от запахов пошла кругом голова. Почувствовал слабость в
>> ногах, вот-вот рухну в голодном обмороке.
>>
>> Ада, уже изрядно подвыпившая, завидев меня, вдруг вскочила на стул, на
>> ее ногах я увидел мои туфли, а со стула полезла на стол, чуть не
>> рухнула, но ее под— держали, вскочив со своих мест, летчики, и,
>> утвердившись на ногах, стала танцевать на столе, передвигая ноги в
>> моих поблескивающих туфельках, среди бутылок, рюмок и тарелок с едой.
>> Она, видно, имела немалый опыт в таких танцах на столе, потому что не
>> разбила ни одной рюмки. Иногда она высоко задирала ногу и потряхивала
>> ею в воздухе над головами летчиков и пьяных баб, демонстрируя всем мою
>> работу. Она поступала именно так, потому что, покрикивая по-немецки и
>> по-русски, пальцем тыкала в меня:
>>
>> — Это он… такой мастер!.. Его работа!.. Ни за какие деньги такие туфли
>> не купить!
>>
>> Летчики, чтобы удостовериться в качестве моей работы, с хохотом
>> хватали ее за ноги, и чаще не там, где были туфли, а повыше, под
>> юбкой, и громко и дружно одобряли:
>>
>> — Экстра-класс! Вундербар! Отлично!
>>
>> Курт унял шум за столом, подняв свой бокал, и сказал тост, держа левую
>> руку на моем плече, из которого я, мучимый голодными спазмами в
>> желудке, уловил, что я — не русская свинья, а настоящий мастер!
>> Талант. И что я действительный потомок древнего монгольского
>> завоевателя Чингисхана и не опозорил свою расу. Что немцы уважают
>> талант и, хотя я пленный враг, он не питает ко мне вражды, а,
>> наоборот, преклоняется, потому что талант заслуживает поклонения. Курт
>> был пьян и многословен.
>>
>> Мне поднесли выпить. К столу, естественно, не позвали, а оставили
>> стоять рядом. Я пригубил рюмку, и первый же глоток спиртного обжег мои
>> иссохшие от голода внутренности. Пить я не стал, знаками показав, что
>> у меня с животом не все в порядке. Тогда Курт и гости стали хватать со
>> стола все, что попадалось под руку: куски колбасы, жареного мяса,
>> пирожки, груши, виноград, и совать мне. Я двумя руками завернул край
>> моей гимнастерки, и они свалили туда, как в корзину, всю снедь,
>> сколько вместилось. Солдат отвел меня в лагерь, и весь татарский барак
>> всполошился, завидев, какое богатство я принес. Пленные, худущие, в
>> грязном белье, сползали с нар и, поводя голодными носами в воздухе, с
>> заблестевшими глазами окружили меня, как сказочного Деда Мороза,
>> заглянувшего по ошибке в ад.
>>
>> Посреди барака стоял дощатый стол, и, сопровождаемый тяжело сопящей
>> толпой, я подошел к столу и отпустил край гимнастерки. Куски мяса,
>> колбасы, рыбы, гроздья винограда, слипшиеся пирожки высыпались на
>> темные доски стола, и тотчас же над ними, заслонив все от меня,
>> выросла крыша из сплетенных скрюченных рук, — жадно хватавших все, что
>> попадалось.
>>
>> Стол опустел. На нем даже крошки не осталось, а счастливчики юркнули
>> на нары, подальше от голодных глаз соседей, и там, давясь, зачавкали,
>> заскрипели челюстями. Мне так и не удалось отведать ничего из того,
>> что принес. Кажется, и Ибрагиму не досталось, потому что он не вылез
>> из своего угла, когда я пришел. Он обходил меня, старался не замечать,
>> как лютого врага. А ведь я спас ему жизнь. Но этого оказалось мало.
>> Человеческая слабость. Жив остался, а сейчас подавай ему славы,
>> раздели с ним успех. Хотя, если честно взглянуть на вещи, он к нему
>> имел самое отдаленное отношение-Ревность и злоба — нехорошие чувства.
>> Опасные. От них один шаг до подлости. Ибрагим оказался способным на
>> подлость. Он донес на меня. И не немцам. А нашему, русскому, из тех,
>> что переметнулись к врагу, пошли к ним на службу и выслуживались изо
>> всех сил. Их мы опасались куда больше, чем немцев.
>>
>> Ибрагим сообщил, что никакой я не татарин, что я — еврей. Что он ночью
>> слышал, как я во сне разговаривал по-еврейски. Ибрагим спал на другом
>> конце барака и ничего не мог слышать, если б мне даже взбрело на ум
>> заговорить во сне на языке моей мамы, который я едва помнил. Потому
>> что по-еврейски в нашем доме заговаривали лишь тогда, когда хотели,
>> чтобы мы, дети, не понимали, о чем взрослые толкуют.
>>
>> Но случился феномен. Я действительно бормотал на языке, которого не
>> знал, но лишь слышал. Должно быть, от нервного напряжения, в котором
>> пребывал дни и ночи в лагере военнопленных, где я был последним и
>> единственным уцелевшим евреем. И что-то сдвинулось в моей психике, и
>> язык матери, запечатлевшийся, как на патефонной пластинке, в глубинах
>> моего мозга, вдруг ожил и сорвался с моих губ.
>>
>> Соседом по нарам был у меня черноморский моряк, попавший в плен в
>> Севастополе. Тоже татарин. Но москвич, из интеллигентов, едва
>> понимавший свой родной язык, как и я свой. Однажды ночью он меня
>> растолкал и зашептал в самое ухо:
>>
>> Ты — еврей. Во сне бормочешь по-еврейски. Я-то знаю… всю жизнь с
>> евреями жил по соседству.
>>
>> Я, конечно, стал отпираться и тоже шепотом, чтобы другие не услыхали,
>> и попробовал втолковать ему, что все это ему приснилось, что это —
>> бред!
>>
>> Моряк только грустно усмехнулся.
>>
>> — Ладно. Пусть будет так. Но в другой раз забормочешь, я тебя снова
>> разбужу. Я ведь не донесу… а другие… могут.
>>
>> И будил меня несколько раз. Не говоря ни слова. А я тоже молчал.
>> Только смотрели понимающе друг на друга, пока сон снова не одолевал
>> нас.
>>
>> Донес на меня Ибрагим, который физически не мог расслышать, на каком
>> языке я объясняюсь в сонном бреду, потому что его нары были
>> расположены слишком далеко от моих. Мой же сосед шепнуть ему об этом
>> тоже не мог. Бессмысленно. Если уж он решил заложить меня, то зачем
>> это делать через Ибрагима? За выдачу еврея полагалось хорошее
>> вознаграждение, и, уж став иудой совсем, неразумно уступать другому
>> тридцать сребреников.
>>
>> По доносу Ибрагима меня вызвали в комендатуру. Там уже околачивался
>> Ибрагим и, как только меня привели, повторил офицеру охраны, из
>> русских предателей, что я — еврей и он это опознал по моему бормотанию
>> во сне.
>>
>> — Попался? &mda
