Домой Ремонт Андрей иванов - повседневная жизнь французов при наполеоне.

Ремонт

Андрей иванов - повседневная жизнь французов при наполеоне.

Случай, дорогой друг мой, представляет мне отличный повод к переписке. Сегодня в семь часов вечера я отправляюсь на берег Двины. Я явился сюда получить приказание ее величества императрицы. Государыня меня удостоила беседой, в которой расспрашивала о пути, каким я намерен следовать, о продолжительности путешествия и пр. Выйдя от ее величества, я отправился к его высочеству королю Римскому. Но он спал, и графиня де Монтескью только что сказала мне, что его невозможно видеть раньше трех часов. Мне придется таким образом ждать часов около двух. Это не особенно удобно в парадной форме и кружевах. К счастью, мне пришло на ум, что мое звание инспектора даст мне, может быть, некоторый вес во дворце; я отрекомендовался, и мне открыли комнатку, никем не занимаемую теперь.

Как зелено и как спокойно прекрасное Сен-Клу!

Вот мой маршрут до Вильны: я поеду очень быстро, до Кенигсберга нарочный курьер поедет впереди меня. Но там милые последствия грабежа начинают давать себя знать. Около Ковно они чувствуются вдвое более. Говорят, что в тех местах на пятидесяти милях расстояния не встретишь живого существа. (Думаю, что все это очень преувеличено, это парижские слухи, а этим сказано все относительно их нелепости.) Князь-канцлер пожелал мне вчера быть счастливее одного из моих товарищей, ехавшего от Парижа до Вильны двадцать восемь дней. Особенно трудно продвигаться в этих разграбленных пустынях да еще в злосчастной маленькой венской колясочке, загруженной множеством разных посылок, - все, кто только мог, надавал их мне для передачи".

"Мы - французские офицеры!"

Наполеон "врезался в Европу, как дикий кабан в свекловичное поле", говорит один из героев Мориса Монтегю. "Карьера этого авантюриста - это звонкая пощечина старым предрассудкам. И потом, что там ни говори, но ведь он, бесспорно, - продукт революции; он - чадо республики, и ваши войска в своем шествии по Европе являются носителями идеи свободы. Лучшим доказательством этому служит то, что другие нации не испытывают к вам ненависти, тогда как короли, императоры и наследные принцы составили тесную лигу в своей затаенной вражде против вас, бунтовщиков, какими они считают вас и этого великого мятежника…"

Император усиливал армию солдатами союзнических и покоренных стран. Это были ненадежные друзья, которые в суматохе боя могли и пальнуть в спину начальникам - французским офицерам.

Франция вела войну на Пиренейском полуострове, но император включал в свою армию и испанцев. К чему это порой приводило, видно из рассказа лейтенанта Куанье. Дело было в 1812 году, на пути из Вильно в Витебск

"Один сгоревший лес лежал вправо от нашего пути, и когда мы с ним поравнялись, я увидел, что часть моего батальона пустилась как раз туда, в этот сожженный лес, - рассказывает Куанье. - Я скачу галопом, чтобы вернуть их назад. Каково же было мое удивление, когда вдруг солдаты оборачиваются ко мне и начинают в меня стрелять… Заговорщики были из солдат Жозефа… (брата Наполеона, испанского короля), все без исключения испанцы. Их было 133; ни один француз не замешался среди этих разбойников".

На другой день испанцы были схвачены французскими кавалеристами. Полковник решил расстрелять половину преступников. Те тянули жребий. Черные билеты достались шестидесяти двум испанцам, и они были немедленно казнены.

Своему строптивому родственнику Бернадоту Наполеон доверял командовать то баварцами, то поляками, то голландцами и испанцами, то поляками и саксонцами.

А в сражении под Лейпцигом в 1813 году саксонские части разом перейдут на сторону врагов Франции, что существенно изменит соотношение сил. К тому времени и Бернадот успеет изменить Наполеону.

В 1808 году началась большая война в Испании. В предшествующие годы Наполеон делал традиционные наборы рекрутов, но теперь он идет дальше.

В каждом департаменте он намечает десять семей, старинных и богатых, а в Париже - пятьдесят. Все эти семьи должны послать мальчиков в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет в военное училище Сен-Сир. Его выпускники станут подпоручиками.

Министерские циркуляры направлены на то, чтобы отыскать в лицеях восемнадцати- и девятнадцатилетних юношей, "знающих военные упражнения", которых тотчас же делают унтер-офицерами и подпоручиками. Точное выполнение этих циркуляров приводит к тому, что лицеи направляют сотни своих воспитанников на военную службу.

И нельзя сказать, что молодежь этому противилась. В своей массе она была проникнута энтузиазмом. "Почти везде, - говорил Фуркруа еще в 1805 году, - я видел, что молодые люди повиновались без ропота и без рассуждений более молодым капралам и сержантам, добившимся заслуженного чина благодаря своему уму и усердию".

Может быть, он просто хочет сделать приятное императору? Но вот что говорит один директор гимназии: "Вся французская молодежь только и думает, что о военных; в научном отношении от нее нельзя много ожидать, по крайней мере при настоящих обстоятельствах".

"В школах, - говорит другой свидетель, - молодые люди отказываются изучать что-либо, кроме математики и военного искусства; многие десятилетние или двенадцатилетние мальчики умоляли своих родителей, чтобы те позволили им отправиться вслед за Наполеоном".

"Мундир, один мундир!" Военные всюду в почете - в театрах они не стоят в очереди у билетных касс, в кафе они могут выхватить газету у другого, если все экземпляры уже разобраны. И это не вызывает протеста!

Курсант военной школы Сен-Сир по имени Гаспар Ришар де Сультре писал отцу о том, что его старшие товарищи были произведены в сублейтенанты. Вот в какой атмосфере это происходило: "Школа сотрясалась от тысячекратно повторяемого крика: "Да здравствует император! Офицеры!!! Мы - французские офицеры!"

Император французов был и королем Италии. Его приемный сын Евгений Богарне поведет в Россию 4-й корпус Великой армии, состоящий из итальянцев.

В конце 1812 года Наполеон приказал римскому князю Патрицци направить в военное училище Флеш двух сыновей - одного семнадцати, другого - тринадцати лет, причем он использует жандармов для доставки юношей к месту учебы. Здесь же учатся более 90 других итальянцев знатных фамилий: Дория, Паллавичини, Альфиери. Так же он поступает с молодыми людьми из иллирийских провинций, государств Рейнского союза. Пансионеры получали по 800 франков в год. Не всем родителям разрешалось провожать детей: князя Патрицци задержали по дороге в Марсель и не пустили дальше.

После гибели армии в России Наполеон выберет 10 тысяч молодых людей из знатных французских семейств, в числе которых будут сыновья членов Конвента и вандейцев. Этот замечательный корпус назывался "Почетной гвардией".

Сражения Доминика Ларрея

Наполеон дал 60 сражений. В стольких же битвах участвовал Доминик Ларрей - знаменитый хирург и человек-легенда наполеоновской армии. Он был в Италии, Африке, Сирии, при Аустерлице, в Германии, Польше, Испании, Австрии и России.

"Ларрей, - говорил Наполеон, - был исключительно честным человеком и лучшим другом солдат, которого я когда-либо знал. Всегда бодрствующего и неутомимого в поисках раненых, Ларрея постоянно можно было видеть на поле сражения в сопровождении группы молодых хирургов, старающегося обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни в телах солдат и офицеров. В самую неприветливую погоду, в любое время ночи и дня Ларрея можно было найти среди раненых. Он почти не разрешал своим помощникам хотя бы минуту отдыха и всегда держал их на постах. Он не давал покоя генералам и вытаскивал их из постели по ночам всегда, когда хотел обеспечить пристанище и помощь раненым и больным. Они все боялись его, так как знали, что он немедленно отправится ко мне с жалобой на них. Он не преклонялся ни перед кем из них и был непримиримым врагом поставщиков".

Профессионал, одержимый своим делом, и великий гуманист - таким узнала его армия в Египте и Сирии. В армии вспыхнула эпидемия чумы, и Ларрей сообщил об этом Наполеону. Главнокомандующий с риском для жизни посетил чумной лазарет, подбадривая солдат, - но ни он сам, ни его врачи уже не могли помочь беде.

"Прежде чем покинуть Яффу, - рассказывал Наполеон доктору О"Мира, - и после того как большое число больных и раненых было принято на борт кораблей, я узнал, что в госпитале находятся солдаты, столь опасно больные, что их нельзя сдвигать с места".

Он попросил начальников медицинской службы высказать свое мнение относительно того, что делать дальше. Врачи сказали, что есть несколько безнадежно больных солдат, которые вряд ли проживут более суток. Пораженные чумой, они могут распространять эту болезнь. Остававшиеся в сознании понимали, что обречены, и умоляли предать их смерти.

Только прочитав «Письма французского офицера из Смоленска», я первый раз увидела войну 1812 года глазами другой стороны. И, честно скажу, мне французов стало жалко. Ведь мы со школы привыкли: захватчики, оккупанты, чего их вообще жалеть. А тут читаешь, как они воевали или отступали, в холоде, голоде — стоит пойти искать пищу, как крестьяне нападают, убивают, раненых Наполеон побросал, лечиться нечем, перевязывать нечем. Какой же была эта война глазами наших врагов, какие сохранились источники с французской стороны — об этом нам рассказывает доктор исторических наук Владимир Земцов , специалист по войне 1812 года.

***

Письма - это один из самых убедительных источников

Война 1812 года у французов называется «La Campagne de Russie», то есть «Русская Кампания». Иногда добавляют «Русская Кампания Наполеона». Наше название «Отечественная война» появилось только примерно через 25 лет после её окончания.

Наверное, главный источник, более убедительный, чем мемуары и даже дневники (изданные дневники чаще всего подвергаются значительной редакторской правке перед изданием), который позволяет глазами французов посмотреть на нашу войну, да и на их войну — это письма, которые отложились в качестве трофейных бумаг в наших архивах. У нас в стране есть два основных хранилища, где эти письма находятся. Это Архив древних актов и Архив внешней политики Российской Империи, куда попасть непросто, но если специалист жаждет этого, и это необходимо, то можно с этими письмами познакомиться.

Владимир Земцов/фото: hist.igni.urfu.ru

Я вспоминаю свой первый опыт знакомства с этими материалами. Он состоялся уже много лет назад, и этот опыт сейчас вряд ли повторим. Дело в том, что в том же архиве древних актов, к сожалению, эти письма сейчас не выдаются в оригиналах. Они переведены на микрофильмы, а с микрофильмами работать практически невозможно.

Ощущения, конечно, были непередаваемые. Я держал в руках подлинные бумаги Сегюра, Коленкура, других очень крупных военачальников, государственных деятелей времён отступления, генерала Ларибуазьера, история семьи которого меня всегда интересовала. И множество писем безымянных участников этого похода, которые они написали из России и которые были в дальнейшем перехвачены русскими, не обязательно казаками, но французы, конечно же, говорят, что казаки их перехватили.

Есть еще один пласт — письма их родственников, близких, друзей, которые шли к ним в Россию, но которые к ним не добрались. Вспоминается множество частных эпизодов, для меня очень памятных, когда я с этими письмами работал. Например, письма запаковывались в конверты несколько иначе, чем сейчас. Часто конверты были специальные, а чаще всего просто-напросто брался лист бумаги, заворачивался, проштемпелевывался сургучной печатью. А у кого была какая-то печать, скажем, «барон империи», или «шевалье империи», ставился отпечаток этой печати. И сверху надписывался адрес.

Некоторые письма в конвертиках были. В одной сургучной печати оказался светленький волосок. Письмо это было адресовано генералу Нансути. Это был известный военачальник, дивизионный генерал, командующий Первым корпусом резервной кавалерии. Письмо это было адресовано к нему в действующую армию из какого-то пригорода Парижа. И возник интерес, а чей это волосок? Сразу стала рисоваться романтическая картина — юная супруга генерала Нансути свой волосок запечатала, а он не дошёл, злые русские казаки его перехватили. Так жалко стало этого генерала, ну, как же так! И я потратил несколько дней для того, чтобы все-таки понять, чей же это волосок, обратился и к биографии Нансути. Оказалось, что это волосок его сына, не помню, то ли восьмилетнего, то ли девятилетнего. Дело в том, что у него не сложилась семейная жизнь, сына воспитывала его сестра. И вот сестра, видимо, чтобы порадовать своего брата, этот волосок запечатала. И этот волосок не дошёл, но, слава Богу, генерал Нансути остался в живых, сына своего он увидел.

Нередко из дома шли письма, где маленькие дети оставляли каракули, как могли расписывались в конце письма. Кто-то посылал рисунок. А обратно, из России шли тоже интересные рисунки. Я вспоминаю одно письмо, где некий французский офицер, я так и не установил, кто именно (многие письма в плохой сохранности), нарисовал свое временное военное пристанище, сарай, в котором он живет, как этот сарай он оборудовал, где у него вход, где окна, где какая-то занавесь.

То есть шел такой обмен. Пять су стоила пересылка письма в любую точку Европы. Были такие случаи, что можно было и бесплатно отправлять эти письма - через полковую почту. Либо, в редких случаях, могли еще доплачивать, и тогда по особой эстафете они доставлялись гораздо быстрее, но это стоило заметно дороже. И, наконец, те, кто был приближен к администрации Великой армии, могли воспользоваться специальной службой, которая доставляла государственные и военные депеши особой важности. Чаще всего почта работала неплохо, но в России было несколько случаев, когда эти ящики с письмами, в том числе с полковой почтой, перехватывались. Курьеры, насколько я знаю, были перехвачены только дважды. То есть все равно, несмотря на самые тяжелые условия, эта связь с Родиной, с другими европейскими странами работала. Армия была многонациональная, фактически армия всей Европы. Там было очень много итальянцев, огромное количество немцев из разных германских государств. Были голландцы, португальцы, испанцы, швейцарцы. Мне бросилось в глаза то, что они изъяснялись на каком-то арго, который тогда стал возникать. Французское письмо, например, могло сопровождаться какими-то итальянскими выражениями, или немецкими. И, наоборот, в немецком письме я нередко встречал французские слова.

Эта переписка удивляла еще и тем, что возникала единая Европа, это чувствовалось в рамках великой армии. Это был великий проект Наполеона, он полагал, что успех похода в Россию создаст важные предпосылки для общеевропейского единства. Та модель, которую он предлагал, конечно, отличалась от той, которая реализуется сейчас. Сейчас модель предполагает постепенность, естественность этого процесса, вначале решение каких-то экономических и социальных проблем, а потом уже переход на политический и военный уровень. У Наполеона же была другая модель. Вначале некое политическое подчинение, а затем постепенная реконструкция европейских сообществ по единым европейским правилам, единая правовая, денежная система и так далее. Трудно сказать, какой из этих проектов лучше. Нам, конечно, кажется, что тот, который сегодня, но, извините меня, начиная с кризиса 2008-го года, этот проект трещит по швам. Поэтому здесь трудно определенно сказать, мог бы реализоваться наполеоновский проект единой Европы или нет, но, судя по всему, в планах Наполеона не было идеи включения России в это общеевропейское пространство. И возникает вопрос: а что он предполагал делать применительно к России, если ему удастся добиться победы, если Александр пойдёт на переговоры? Это уже другая проблема, конечно, но тоже очень интересная и запутанная.

Похороны в стене Можайского кремля

В свое время я пытался восстановить один маленький эпизод войны 1812-го года, и это оказалось настолько интересным, что я уже много лет никак не могу от этой тематики отойти, продолжаю искать. Жан Бастон де Ларибуазьер, командующий артиллерией великой армии, человек, с юных лет знакомый с Бонапартом. Они вместе еще книжки читали. Он в поход в Россию взял с собой двух сыновей, старшего Шарля и младшего Фердинанда. Старший Шарль был капитаном, адъютантом генерала Ларибуазьера. А младший был только что выпущен из кадетского корпуса в карабинерный полк. Он жаждал славы, был тяжело ранен в Бородинском сражении, должен был умереть, и все-таки Ларибуазьер-старший умирающего сына смог довезти до Можайска, где он скончался.

Потом были необычные для того времени похороны. В земле закопать его было нельзя, потому что сразу набегали мародеры. Либо крестьяне, либо свои же мародеры - это была обычная вещь. Поэтому его захоронили в полуразрушенной стене старого можайского кремля, которого сейчас нет. Ночью, при свете факелов, артиллеристы, которых генерал оставил специально для похорон сына, сколотили гроб из зарядных ящиков, вынули несколько блоков ломами из этой стены, впихнули туда гроб, заложили. И хотя сам генерал Ларибуазьер вернулся из России, но очень тяжело заболел и умер на руках у своего сына. И остался только один старший сын Шарль. А у Шарля остался клок волос младшего брата и заспиртованное сердце, которое после его смерти было вынуто.

И вот я нашел письма. Сначала старшего Ларибуазьера, дай Бог памяти, по-моему, из Смоленска он написал. Потом нашел письмо Шарля домой матери в Париж. Нашёл письмо или даже два адъютанта Ларибуазьера, в дальнейшем очень известного мемуариста. У меня дрожали руки, когда я вчитывался в эти строки, надеясь увидеть какое-то упоминание о смерти Фердинанда. Но нет, этот адъютант писал домой только о том, что сочувствует своему начальнику, что тот много испытал, потерял сына. Причём этот молодой адъютант не знал, что пройдёт совсем немного времени и генерал тоже умрет. А что касается письма Шарля и письма самого генерала домой, то они старались не упоминать о Фердинанде, а Шарль писал матери, что отец очень занят, что они в хорошем состоянии здоровья и прочее. Вот такая судьба одной семьи в России глазами даже не мемуаристов, а их собственными глазами на основе тех писем, которые они нам оставили, благодаря русским казакам.

Меня, конечно, интересовал вопрос по поводу цензуры писем, но многие вещи, которые я в письмах находил, заставляют думать, что если цензура и была, то она была очень поверхностна. О русских, конечно, в этих письмах есть. Есть упоминания, суждения, много описаний Москвы.

Значительная часть этих перехваченных писем была написана в Москве, потому что выдалось свободное время, появились возможности. Ведь написать письмо в ту эпоху это значит где-то раздобыть чернильницу, перо, хорошо заточенное, надо иметь бумагу, деньги, чтобы это письмо отправить и много других вещей. Поэтому не всегда, особенно у солдата, имелась возможность написать письмецо домой.

Кстати, поражает социальный состав авторов этих писем, он очень, на мой взгляд, отличается от того социального состава, который характеризует русские письма. Вообще, русских писем сохранилось очень мало. Если французская армия Наполеона все-таки относилась к эпохе раннеписьменной культуры, то наша армия, к сожалению, в значительной степени здесь отставала. Конечно, многие офицеры письма писали, не скажу все, но многие, и офицеры писали по-французски. Мне встречалось немало писем, написанных, к примеру, из Тарутинского лагеря. О Тарутинской победе письмо написано по-французски. Это совершенно было нормальное явление. Но солдатская масса практически писем не писала, потому что солдат был рекрутом, он был оторван от прежней жизни, у многих не было ни кола, ни двора, писать некуда. Если они и знали грамоту, самую элементарную, то у них не было потребности писать письма.

Наполеон переоценил европейскость русских

На этом контрасте, конечно, иногда складывается впечатление историка о русской и французской армии. Если мы работаем с документами только одного происхождения, допустим, русскими, то тогда одно представление, с документами французов — другое представление. Когда же начинаешь это соединять, то контраст бросается в глаза. И начинаешь понимать специфику взгляда французов на то, что они увидели. Я бы не сказал, что это был взгляд людей, которые изначально полагали, что они в стране варваров. Есть такое мнение, тоже очень упрощённое, предлагаемое нередко и нашими авторами, что нас европейцы всегда принимали за варваров, Наполеон считал, что мы варвары, соответствующим образом и вёл себя. Это не так. Я не один год пытался понять, а, собственно говоря, каковы были представления Наполеона о России до кампании 1812 года, на основе чего его представления складывались. Это был человек эпохи Просвещения, человек восемнадцатого века, он фактически читал всю ту литературу, которую дворянин этой просвещенной эпохи читал. О России было уже написано немало, в том числе энциклопедий. И меня, например, поразил один то ли монолог, то ли диалог - по-разному можно интерпретировать, - который Наполеон вёл в Кремле. Я могу точно сказать: это произошло вечером 16 октября по новому стилю 1812 года. Из Кремля Наполеон уедет утром 19-го числа. Монолог накануне оставления Москвы. Он рассуждал о русской истории, о Петре Великом, и эти рассуждения меня поразили тем, насколько он хорошо знает ситуацию в России конца XVII века, насколько высоко он оценивал личность Петра. Он ставил Петра выше себя - почему? Потому что Петр Первый, будучи государем, вначале сделал себя солдатом и потом от солдата он поднялся снова к государю. И Наполеон восхищался Петром. И по моему глубокому убеждению, он считал накануне похода в Россию, что Россия во многом уже страна цивилизованная. Благодаря Петру русские себя уже серьезным образом изменили. И, может быть, важные ошибки, которые Наполеон допустил в России заключались в том, что он эту европейскость России переоценивал.

Пример очень простой. Наполеон 14-го сентября входит в Москву, начинаются пожары, он не может допустить даже мысли о том, что эти пожары организовали сами русские, он считает, что это французские мародеры - он приказывает пресечь эти беспорядки, отлавливать мародеров. Проходят сутки, начинаются вторые. Москву охватывает пожар, и только с этого времени Наполеон начинает осознавать, что происходит. Причём ему еще до вхождения в Москву говорили, в том числе московские французы, что Ростопчин собирается Москву поджечь. Потом многочисленные сведения французских разведчиков, в основном поляков, тоже доказывали это. Наполеон категорически отвергал такую возможность. Он смотрел на все, как европейский человек, который, кстати, привык считать деньги. И потом в своих письмах, в ходе московского пожара, после московского пожара, в бюллетенях великой армии, он прямо говорит: «Что делают русские? Они же уничтожают богатство очень многих людей на миллионы»! Огромное количество людей осталось без домов. Как такое вообще может произойти, Россия никогда не восстановит упадок своей торговли. То есть он воспринимал все это как буржуа, как действительно европеец до мозга костей, и не мог даже предположить, что есть какая-то иная логика поведения со стороны русских.

И я бы не сказал, что Наполеон, как и многие французы, и, возможно, представители других народов Великой армии, шли с большой предубежденностью в Россию. Больше того, ряд воспоминаний, дневников свидетельствует о том, что многими вещами они просто восхищались. Например, они восхищались большой столбовой дорогой. Она действительно была прекрасна, дорога от Смоленска до Москвы, например, или дорога, которая вела к Смоленску от Витебска, построенная еще во времена Екатерины. Справа и слева два ряда берёз, огромное широкое пространство, широкая дорога, это их восхищало. Восхищали также и некоторые селения, оказывавшиеся достаточно чистенькими и ухоженными. Причём, интересно, что нахождение французских солдат на территории русской Польши или русской Литвы оставило не очень хорошее впечатление, потому что очень много грязных местечек, много нечистоплотности. В то время как в русских губерниях, начиная со Смоленска, французы часто встречали неплохие дворянские имения и дома крестьян.

Были, конечно, оценки противоположные, связанные, наверное, с личным опытом. Есть, например, письма жене главного хирурга французской армии Ларрея, великого человека, великого гуманиста той эпохи. Я знакомился с письмами периода начиная от кануна Москвы и во время отступления. Причём эти письма не издавались. И он не раз там пишет о действительно варварских обычаях русских, допустим, о том, что среди русских немало дворян, которые любят заводить себе медведей, и с этими медведями они спят вповалку. Что еще ждать от этих людей, этих варваров, если они спят вместе с медведями. Потом во время пожара он писал, в одном случае, что эти варвары сожгли свою собственную столицу, это вообще невозможно представить. И здесь же он описывает случай, когда видит, как довольно большое патриархальное семейство везёт на тележке престарелого родителя, его спасает. И этим он восхищается.

Еще интересные моменты, связанные с тем, как русские, с точки зрения французов, обращались с умершими. После Бородинского сражения русские быстро отступали, вынуждены были часть раненых оставить на поле боя. И дальше идут к Можайску. И по дороге на Можайск, на следующий день, 8-го сентября, французы видят справа и слева свежие могилки и деревянные крестики. Они поражаются тому, что, несмотря на отступление, на то, что русская армия потеряла катастрофически много людей, обременена была этими обозами с ранеными, не знала, куда их деть, обозов не хватало, телег не хватало, медикаментов тем более, что они еще успевали своих умерших по дороге хоронить. Вместе с этим, когда французы вошли в Москву, они поразились другому - тому, что русская армия оставила в Москве более 10 тысяч — по разным оценкам, здесь они расходятся, я полагаю, что максимум 15 тысяч раненых. Частично их нельзя было вывезти, потому что это были тяжелораненые, а частично - просто не было подвод. Их оставили на милость победителей, как говорится. Так было принято, такой была война. Хотя, честно говоря, опыт был уже печальный.

Кто истинный герой - Ростопчин или Тутолмин?

Но, дело-то в том, что первые пожары в Москве начались благодаря неслучайным обстоятельствам, они были сознательно осуществлены генерал-губернатором, главнокомандующим, так его назовём, Ростопчиным, который оставил в городе переодетых полицейских. Они начали разрушать, жечь винные склады, потом пороховой склад, барки на Москве-реке. Потом еще некоторые объекты, Гостиный двор, биржу, как французы называли. Эти пожары спровоцировали большой московский пожар. В городе оставалось примерно 10 тысяч человек из тех, кто проживал в Москве. Всего по разным оценкам 200 тысяч проживало в Москве, чуть больше или меньше, очень сложно подсчитать. Кто остался? Подонки, которые хотели пограбить. Остались лакеи, которые должны были барское добро сторожить. Все остальное население уехало из Москвы. Москва наполовину деревянная. Причём Ростопчин начинает еще жечь Москву. Из 15 тысяч русских раненых половина погибла во время пожара. Они не смогли спастись. И французы не могли понять. Как так?! Главнокомандующий, начальник города, администрация сжигает имущество москвичей, а для многих это все, что у них было. И еще сжигает раненых, которых там оставили!

Если Александр I и давал Ростопчину карт-бланш, то, разумеется, он сделал это таким образом, чтобы тень на него никогда не упала. Хотя, судя по самому характеру Александра Благословенного, он в общем-то не был против того, что Ростопчин мог бы там совершить. Но только, чтобы без его участия. Ростопчин со своей стороны не скрывал, правда, государю он об этом не говорил. В принципе, государь мог об этом знать либо через Балашова, либо через кого угодно, потому что Ростопчин вёл активную переписку со многими людьми, в том числе, с Багратионом, где прямо говорил о том, что он Москву сожжет. Но, судя по всему, Кутузов тоже, зная об этих намерениях, сделал все возможное, чтобы этого не допустить. А именно: он довёл русскую армию до Москвы, отказался от сражения под Москвой, причём убеждая Ростопчина, не уставая убеждать, что он Москву не оставит. И сообщил Ростопчину об этом решении по русскому календарю где-то вечером 1-го сентября, около 8 часов вечера, после того как совет в Филях завершился. Ростопчина на совет в Филях не пригласили, хотя Кутузов должен был это сделать. Его поставили в известность фактически задним числом, не дали ему времени привести в исполнение первоначальный замысел. Ростопчин попытался сделать то, что было в его силах. В течение ночи организовать своих людей. Возможно, даже дважды провёл под утро совещание в своем доме на Лубянке, где распределил обязанности. Накануне он приказал всей пожарной команде выйти из города, захватив с собой весь огнеспасительный снаряд, за исключением четырёх помп, которые оставили в воспитательном доме.

Тот же парадокс, который французы не могли понять: в Москве в воспитательном доме у Ивана Акинфиевича Тутолмина осталось около 1200-1300 детей. Тутолмин, главный надзиратель воспитательного дома, тогда был уже старик, я был на его могиле, она, слава Богу, сохранилась в Донском монастыре. Это удивительный человек. Он фактически взял на себя спасение 1300 детей, он их спас! Вот действительно где подвиг и сила духа! Ростопчин нередко воспринимается как некий символ самопожертвования, понимаете, дескать, он сжег Москву. Но, извините меня, здесь большая разница. Он Москву покинул, бросив ее на произвол судьбы. А до этого еще убил зверски Михаила Верещагина, бросив на растерзание пьяной толпе, для того чтобы спастись. Он оставил 1300 детей, он оставил 15000 раненых умирать и поджег город. Это что - римлянин, это гражданин?

Вот контраст – Ростопчин и Тутолмин, видишь, когда начинаешь знакомиться с подлинными событиями войны. Не с мифами, которые у нас до сих пор воспроизводятся. Причём воспроизводятся почему? Потому что они очень патриотичными кажутся. Но когда начинаешь разбираться, тогда начинаешь понимать, кто был настоящим героем. Тутолмин сразу пошёл к французам и начал их просить, умолять, чтобы они защитили воспитательный дом, потому что там 1300 детей, они сгорят. Французы сразу выделили охрану. Потом были случаи, когда они снабжали воспитательный дом продовольствием. И Тутолмин пошёл на это, на контакт с неприятелем для того, чтобы выполнить свой великий гражданский долг.

И в противовес этому Ростопчин, который выказал себя якобы великим римлянином. Он потом спалил свое имение Вороново. Но спалил демонстративно, это был богатейший человек. Он спалил одно имение, у него было еще много других имений. Очень большая разница между этими двумя патриотами. Один патриотизм ложный, но который воспевается уже 200 лет, другой патриотизм подлинный, человеческий патриотизм, о котором мы мало что знаем.

Деятельность московского муниципалитета. Это люди, которые вынужденно были в Москве, конечно, не сразу, под давлением обстоятельств приняли эту должность членов муниципалитета. Вроде, так сказать, предатели, Наполеон это организовал. Но, с другой стороны, это были героические поступки, если учесть то состояние, в котором москвичи находились, те же самые русские раненые. И, слава Богу, Александр Благословенный их в конечном итоге амнистировал, правда, не сразу, кое-кто умер. Например, купец Находкин, который возглавил московский муниципалитет, большого геройства человек. Он в 1816-м году уже умер от всех перенесённых страданий. Еще трое умерли в тюрьме, когда следствие шло. Но остальные были выпущены на свободу. Что они только не перетерпели тогда.

Конечно, сразу напрашиваются некоторые параллели с Великой Отечественной войной. Мы до сих пор многих обстоятельств, подлинного героизма не знаем, больше того, мы не хотим этого знать. Вот скажем, наши военнопленные, которые освобождались, а потом вдруг оказывались либо в лагерях, либо в штрафротах, либо их сразу расстреливали. Потому что, дескать, им доверять нельзя. Четыре с половиной миллиона попало в немецкий плен!.. Ничего подобного в 1812 году не было, но человек остаётся человеком при любых обстоятельствах, он остаётся человеком везде, но не всегда мы подлинных героев знаем, и не хотим их знать. Вот это печально. 200 лет прошло с войны 1812-го года, но наши представления об этом весьма и весьма приблизительны и очень поверхностны.

Кровь Михаила Верещагина на алтаре Отечества

Что касается дела Верещагина. Верещагин — несчастный молодой человек, который слишком много читал иностранных книжек, очень талантливый человек, сын купца второй гильдии. И он имел несчастье прочитать одну немецкую газету, где было обращение Наполеона, и перевел это обращение. Это обращение стало известно полиции, его арестовали. Но вот здесь самое важное и печальное начинается. Дело в том, что он не хотел выдать своего не то что друга, но хорошего знакомого, сына почтмейстера, от которого он получил эту газету. И он все взял на себя. Он стал утверждать, что он сам это письмо придумал. И Ростопчин понимал, чувствовал, что Верещагин многое не договаривает, скрывает. А кого он скрывает? Он защищает фактически Ключарева. Этот почтмейстер, Ключарев, известный масон, друг Новикова, человек очень образованный. Его сын дал Верещагину эту газету. А Ключарев, с точки зрения Ростопчина, был враг, был агентом у французов, он был масон. И Ростопчин воспылал ненавистью к Верещагину, который не хотел давать показания на Ключарева. И поэтому второго сентября, когда Ростопчин должен был Москву покинуть, он заставил привезти Верещагина из тюрьмы должников в тюрьму на Лубянке. Возле дворца Ростопчина столпилась толпа полупьяного простонародья. Они требовали, чтобы барин их вёл на французов. Барин обещал, говорил, что я вас поведу, и т.д. А не повёл. И вот эти люди пришли на Лубянку, стали требовать, чтобы барин, все-таки, возглавил. И что сделал Ростопчин? Он бросил им на растерзание Верещагина, заявив о том, что это предатель, делайте с ним, что хотите. Приказал своей охране, двум драгунам прямо перед толпой его рубить палашами. Вначале драгуны не могли понять, что от них Ростопчин хочет, но он их заставил это сделать. Они два раза по Верещагину ударили, он упал. Ростопчин развернулся, ушел, на заднем дворе сел в коляску, вскричал кучеру «гони» — и из Москвы. А в это время толпа схватила Верещагина, привязала его к лошади за ноги и еще живого начала таскать по московским улицам. Это жуткая сцена. Причём, эти же люди через два часа, когда войдут французы и будут двигаться к Кремлю, там засядут, возьмут оружие из арсенала и начнут по французам стрелять. Это патриотизм, который зажег Ростопчин кровью этого молодого человека, бросив его на растерзание толпе. И это все было переплетено, в этом-то и трагедия.

И не было в 1812-м году: это хорошо, это плохо, это патриотизм, это не патриотизм. Все настолько смешалось, что мы двести лет просто боимся отделить зёрна от плевел, признать, что эти москвичи, которые сидели в Кремле, это были московские подонки, которых обманул Ростопчин, московские власти их бросили. Они растерзали этого невинного молодого человека. Я пытался выяснить, куда тело дели. Тело бросили за ограду церкви на будущей улице Софийке - там церковь Софии Премудрости. Сейчас там рядышком с одной стороны ФСБ находится, с другой стороны - «Детский Мир». Вот там эта церковь стоит на Пушечной улице. И в 1816-м году там прокладывали дорогу и нашли тело Верещагина, которое не разложилось. И среди москвичей пошёл слух, что это святой. И вся Москва туда пошла. Полиция испугалась, и приказала тело похитить и в надежном месте зарыть.

Я заходил в эту церковь, спрашивал, есть ли икона Михаила Архангела, она только на святых вратах была. И женщина, которая продавала свечи, вдруг вспомнила, когда я стал выходить. Она догнала меня и сказала, что совсем недавно художники здесь один из приделов расписывали, что-то по 1812-му году. Я зашел в этот придел, смотрю: там что-то типа триптиха сделано. С одной стороны благословляет возле Казанского собора Михаила Илларионовича Кутузова видимо, петербургский архиепископ, я точно не знаю, кто. С другой стороны, справа - изгнание французских войск из России, а по центру - Михаил Архангел. Представляете, это та самая церковь, где Михаила Верещагина убили. Кровь этого молодого человека была положена на алтарь отечества.

Вот эти москвичи, которые остались в Москве и которые начали поджигать дома, они вызвали большой московский пожар, который уничтожил многие запасы, что заставило Наполеона в конечном итоге быстро Москву покинуть. По большому счету московский пожар внёс значительную лепту в поражение французской армии. И получается, что жертва Михаила оказалась ненапрасной.

Французы в Москве умирали без покаяния

Многие считают, что одной из неудач Наполеона в России было, в том числе, и отношение к православной вере. То, как они относились к храмам, что они там вытворяли, вызывало дополнительно волну народного возмущения против французской армии.

Дело в том, что французская армия 1812-го года - это армия, прошедшая революцию. У меня есть работы, посвящённые религиозным воззрениям солдат французской армии. Большинство, конечно, были деисты. Они верили в некое Высшее Существо. Но они не были склонны к исполнению каких-либо культовых вещей. И хотя Наполеон католическую религию восстановил как основную религию французов, но он тоже до конца своих дней не относился к этому как к сфере, которой необходимо следовать. И поэтому французы фактически относились и к своим церквям, церквям других народов точно так же, как они относились к русским церквям. Им это было непонятно, для них это был символ не то чтобы варварства, но какой-то отсталости.

Я пытался многие вещи понять, и в отношении русских церквей, то, как вели себя, между прочим, и русские священнослужители, и простой русский человек. Картина очень противоречивая. Взять хотя бы Москву. Церковные власти фактически предоставили событиям течь так, как они текут. Приходским священникам не было дано никаких указаний, как себя вести. Хотя негласно, неофициально было рекомендовано уйти из Москвы, то есть оставить храм, запереть его.

Входят в Москву французы, Москва начинает гореть. Какие здания сохранились после пожара? - Каменные церкви. Нередко французы именно там укрывались. Они там исполняли все свои бытовые нужды и т.д. Для них, так сказать, русские иконы или свои иконы — разницы не было.

Был в Москве тоже удивительный, противоречивый человек, мой любимый герой. Это французский аббат, настоятель церкви святого Людовика, французской церкви, которая была в Москве, Адриан Сюрюгг. Интереснейший человек, образованнейший, скрытый иезуит. Он своего поста не покинул, остался в Москве. И все французы и немцы, которые там были, у него искали спасения. Он сразу обратился к французскому командованию с требованием хотя бы этот район защитить от пожара. Ему удалось это сделать, церковь осталась. Она тогда деревянная была.

И он нередко приходил в госпитали, смотрел, что там происходит. Он надеялся, что кто-то будет искать у него духовного утешения. Он с удивлением записал в свой дневник (он умер в декабре 1812-го года при трагических обстоятельствах, но дневник его остался, и несколько писем тоже), что столкнулся с тем, что это была армия безбожников. Максимум, на что они шли, это покрестить детей. Что же касается умирающих, то они умирали без покаяния, зарывали их в близлежащих садах. И в основном, когда он приходил в госпитали, то французы говорили о физических страданиях, но совершенно ничего о духовных. Но он понимал, что, действительно, это была армия революции. Он был человеком старого порядка, эпохи старой Франции.

И одновременно он критически оценивал то, что происходило в среде русского духовенства. Он возмущался тому, что священники большей частью из Москвы ушли. А между тем в Москве оставались не только подонки, которые грабили, было немало людей, которые просто не могли уехать, например, у которых были на руках больные родители. Многие люди вынуждены были остаться в Москве, никто не мог дать им духовного утешения в эту трагическую годину. Но нашёлся священник лейб-гвардии кавалергардского полка, отец Грацианский, который случайно остался в Москве, он не успел вывезти имущество, его французы остановили. И вот он явился к французскому командованию и предложил возобновить службу в московских церквях, хотя бы в одной. И французы на это пошли, разрешили открыть церковь святого Евпла, она не сохранилась сейчас, к сожалению, это ближе к Мясницкой, в центре Москвы. Он начал службу, французы отпустили и вина, и муки для причастия. Они выставили охрану. И огромные толпы москвичей, услышав церковный звон, начали туда стекаться.

Осталось несколько описаний сцен, потрясающихся по своей боли, трагизму, что происходило тогда в этой церкви. Французы чуть не сами плакали, видя, что происходит с русским человеком. Отец Грацианский - это герой, но потом, естественно, возник вопрос о его сотрудничестве с оккупантами. В конечном итоге он стал духовником Александра Первого. Александр знал об этой истории, никаких репрессий против отца Грацианского не было.

Я знаю еще несколько случаев, когда служба в той или иной церкви была. До десятка таких церквей я насчитал, в том числе домовые церкви. Но церковные власти Москвы были растеряны. С одной стороны, если священник остаётся в Москве при оккупантах, он своим поступком бросает на себя тень. А если еще он обращается к французскому командованию, то тем более. И когда власти, в том числе церковные, возвратились в Москву, они не знали, что делать: наказывать таких людей или не наказывать, была растерянность. Дело в том, что они сами чувствовали себя преступниками, что они бросили и свою паству, и своих сограждан, которые были поручены их попечению. Вот трагизм этой ситуации. Да, французы разрушали церкви, для них это было обычным делом, но здесь не было какой-то специально задуманной цели оскорбить русского человека.

Был такой Мишель Задера, он квартировал в Новодевичьем монастыре. Он там спасал русское духовенство, монахов, хотя сам поляк, католик. Он сразу сказал: все, что у вас в алтаре, церковная утварь, вы ее спрячьте, потому что придут мародеры, ничего не останется. То есть случаи были самые разнообразные. И здесь говорить о том, что французская армия как-то сознательно действовала, унижая русскую веру, нельзя.

На фото: фрагмент росписи в храме Софии Премудрости на Пушечной улице, Москва

Россия давно присматривается к высоким военным технологиям. Однако, как показывает появившийся недавно в интернете доклад, подготовленный после российско-французских военно-морских учений, бывают такие технологии, которые не импортируешь.

На бпк* по распорядку мало времени на отдых и личное время экипажа

Французские военнослужащие (не заступающие на вахту) только в ночное время имеют возможность отдыха в течение 12 часов, российские — фактически не более 6 часов.

Многочисленные и продолжительные приборки

Плановая приборка на французском корабле производится раз в сутки. При этом приборщик, имея большой набор предметов и средств бытовой химии, сам определяет, достаточно ли ему только подмести либо необходимо вымыть объект. Далее в течение суток приборщик самостоятельно контролирует обстановку на объекте приборки, в случае необходимости дополнительно наводит порядок.

Скользкая палуба: как верхняя, так и во внутренних помещениях

Металлическая палуба, особенно влажная либо покрытая соляркой, очень скользкая. Высокая вероятность падения и получения травм при волнении. Гости на корабле часто поскальзывались. На французских кораблях (также на американских, британских и норвежских) палуба покрыта специальной стойкой шероховатой краской, исключающей скольжение даже во влажном состоянии. Наклонные трапы также имеют специальное покрытие, напоминающее по структуре наждачную бумагу и исключающее скольжение.

Много команд по общекорабельной трансляции

На эм уро "Турвиль" по общекорабельной трансляции давались только команды на подъем и на начало тренировок по БЗЖ и спасению человека за бортом. Все плановые мероприятия, в том числе смена вахты, производились без команд, экипаж самостоятельно действовал в соответствии с распорядком дня и планом на сутки.

Гигиена на корабле

На французских эсминцах ("Турвилю" больше 30 лет) горячая и холодная пресная вода во всех каютах и душах есть постоянно...Французские офицеры были удивлены, что на самом современном российском корабле подача в каюты горячей воды даже не предусмотрена проектом, а холодная подавалась раз в сутки на десять минут. Помывка всего экипажа (450 человек) производилась раз в 10 суток в течение 8 часов. С учетом количества душевых на одного человека выделялось 3-4 минуты. В связи с этим французские офицеры и обратили внимание на внешний вид российских моряков. К концу похода у матросов был обнаружен педикулез.

Отношение старших по званию и должности к младшим, особенно к матросам

Это тема, на которую французские офицеры связи обратили особое внимание. На бпк зачастую кричат, ругаются, а часто и оскорбляют подчиненных (даже старших офицеров в присутствии матросов)... По этому вопросу французскими офицерами было отмечено, что подобное отношение к людям во Франции недопустимо.

Большое количество офицеров на корабле

На 300 человек экипажа эм уро "Турвиль" приходится 24 офицера. На бпк "Адмирал Чабаненко" при чуть большей общей численности экипажа в два раза больше офицеров, а с учетом прикомандированных — в четыре раза. Французские офицеры были удивлены количеством старших офицеров, особенно капитанов 1-го ранга — семеро (на "Турвиле" только командир), с непонятными функциями.

Отдаются противоречивые команды

При нахождении на ходовом мостике одновременно командира, начальника походного штаба и командира ТГ зачастую отдавались противоречивые команды. Французские офицеры связи были удивлены, что решение командира корабля кто-то оспаривает.

Сложная организация планирования

На эм уро "Турвиль" всеми вопросами совместного учения занимался офицер по операциям в звании капитана 3-го ранга... Он сам принимал решения по всем вопросам (с командиром советовался только по отдельным сложным проблемам) и сразу после согласования вопросов с российским офицером связи отдавал соответствующие команды вахтенным офицерам... На бпк окончательное решение по всем вопросам принимал командир ТГ. Зачастую за вечер планы неоднократно менялись. Как заметили французские переводчики (по голосам в радиосвязи), смена на ходовом мостике бпк командира с начальником походного штаба влекла изменение плана. Поздно вечером план еще раз корректировался (вероятно, уже командиром ТГ)... В Бресте после двух часов совместной работы по планированию заключительного этапа учения французская сторона (ее представляли капитан 2-го ранга из оперативного отдела базы и капитан 3-го ранга — офицер по операциям эм уро "Турвиль") задала начальнику походного штаба (представлял российскую сторону) вопрос: "Мы согласны, но это окончательное решение российской стороны?" На что был дан ответ: "Я не могу принять решение. Необходимо дождаться адмирала". Это вызвало недоумение у французов, а с прибытием командира ТГ планирование началось сначала.

Отсутствие телефонов спутниковой связи на бпк

На эм уро "Турвиль" имеется два телефона спутниковой связи. Один находится на ходовом мостике для решения служебных вопросов. Второй размещен в центральном коридоре и предназначен для связи экипажа с домом. Личные разговоры экипаж ведет платно, по карточкам, которые заблаговременно приобретаются на базе. Помимо спутниковой телефонной связи французские эсминцы имеют также доступ в интернет и штатно оснащены антеннами спутникового телевидения.

Другие особенности, отмеченные французскими и российскими офицерами связи

Питание на кораблях ВМС Франции значительно лучше и разнообразнее. Основные компоненты меню — морепродукты, мясо и овощи. За неделю пребывания российских офицеров на борту меню не повторялось. По словам французских моряков, повторы начинают появляться, когда корабль находится в море больше месяца. В отличие от российского бпк, где рацион ухудшается по мере перехода из салона командира в кают-компании офицеров и мичманов и далее в столовую команды, на французских эсминцах и многоцелевых пла один камбуз и пища одинаковая для всех...

Весь бытовой мусор на французских кораблях при нахождении в море измельчается и складируется в мусорных мешках в специальном помещении. Выполняя заход в национальный или иностранный порт, мусор (платно или бесплатно) сдается на утилизацию. За борт ничего не выбрасывается. У нас все выбрасывается за борт, поэтому при стоянке в иностранном порту часто вдоль борта плавали масляные пятна и бытовой мусор.

Из всего увиденного и услышанного автор доклада делает вывод: "Международное военное сотрудничество на море продолжает развиваться и переходит на более высокий уровень от нанесения визитов кораблей к проведению совместных действий на море. С учетом этого неофициальное мнение французской стороны о ВМФ России заслуживает внимания. Лучшее в их опыте (например, покрытие специальной краской палубы и оснащение кораблей боевой службы телефонами спутниковой связи) может быть использовано и в ВМФ России". По всей видимости, российский капитан 2-го ранга, написавший доклад, исходит из того, что об использовании всего остального в ВМФ России пока можно и не мечтать.

«Счастье мое заключается в том, чтобы ничем не управлять; я был бы очень несчастен, если бы у меня было 100 тысяч франков дохода в землях и домах. Я тотчас же продал бы все или, по крайней мере, три четверти, хотя бы в убыток, чтобы купить ренту. Счастье для меня - это никем не управлять и не быть управляемым…»

Прошло десять лет после первого приезда в Париж Анри Бейль теперь при хорошей должности и участвует в работе Государственного совета. Но где та красивая женщина-парижанка, о которой он мечтал? Его вдруг привлекает госпожа Беньо, «синий чулок», по отзывам, вовсе не симпатичная внешне. Но она умна, у нее тонкий вкус. Бейль наслаждается времяпровождением в ее салоне.

Минует и эта передышка между войнами, «великими, но бесполезными». 23 июля 1812 года Анри Бейль получил аудиенцию у императрицы Марии-Луизы. В его портфеле лежат министерские доклады и сотня писем для армии. Сестра Полина зашивает ему в пояс тужурки золотые луидоры - столько, сколько поместилось.

В день отъезда он пишет ей прощальное письмо:

Как зелено и как спокойно прекрасное Сен-Клу!

«Мы - французские офицеры!»

Наполеон «врезался в Европу, как дикий кабан в свекловичное поле», говорит один из героев Мориса Монтегю. «Карьера этого авантюриста - это звонкая пощечина старым предрассудкам. И потом, что там ни говори, но ведь он, бесспорно, - продукт революции; он - чадо республики, и ваши войска в своем шествии по Европе являются носителями идеи свободы. Лучшим доказательством этому служит то, что другие нации не испытывают к вам ненависти, тогда как короли, императоры и наследные принцы составили тесную лигу в своей затаенной вражде против вас, бунтовщиков, какими они считают вас и этого великого мятежника…»

«Один сгоревший лес лежал вправо от нашего пути, и когда мы с ним поравнялись, я увидел, что часть моего батальона пустилась как раз туда, в этот сожженный лес, - рассказывает Куанье. - Я скачу галопом, чтобы вернуть их назад. Каково же было мое удивление, когда вдруг солдаты оборачиваются ко мне и начинают в меня стрелять… Заговорщики были из солдат Жозефа… (брата Наполеона, испанского короля), все без исключения испанцы. Их было 133; ни один француз не замешался среди этих разбойников».

Министерские циркуляры направлены на то, чтобы отыскать в лицеях восемнадцати- и девятнадцатилетних юношей, «знающих военные упражнения», которых тотчас же делают унтер-офицерами и подпоручиками. Точное выполнение этих циркуляров приводит к тому, что лицеи направляют сотни своих воспитанников на военную службу.

И нельзя сказать, что молодежь этому противилась. В своей массе она была проникнута энтузиазмом. «Почти везде, - говорил Фуркруа еще в 1805 году, - я видел, что молодые люди повиновались без ропота и без рассуждений более молодым капралам и сержантам, добившимся заслуженного чина благодаря своему уму и усердию».

Может быть, он просто хочет сделать приятное императору? Но вот что говорит один директор гимназии: «Вся французская молодежь только и думает, что о военных; в научном отношении от нее нельзя много ожидать, по крайней мере при настоящих обстоятельствах».

«В школах, - говорит другой свидетель, - молодые люди отказываются изучать что-либо, кроме математики и военного искусства; многие десятилетние или двенадцатилетние мальчики умоляли своих родителей, чтобы те позволили им отправиться вслед за Наполеоном».

«Мундир, один мундир!» Военные всюду в почете - в театрах они не стоят в очереди у билетных касс, в кафе они могут выхватить газету у другого, если все экземпляры уже разобраны. И это не вызывает протеста!

Курсант военной школы Сен-Сир по имени Гаспар Ришар де Сультре писал отцу о том, что его старшие товарищи были произведены в сублейтенанты. Вот в какой атмосфере это происходило: «Школа сотрясалась от тысячекратно повторяемого крика: “Да здравствует император! Офицеры!!! Мы - французские офицеры!”»

Это было накануне русской кампании.

Наполео́н I Бонапа́рт

Император Франции в 1804—1815 годах, великий французский полководец и государственный деятель, заложивший основы современного французского государства. Наполеоне Бонапарте (так его имя произносилось приблизительно до 1800 г.) свою профессиональную военную службу начал в 1785 году в чине младшего лейтенанта артиллерии; выдвинулся в период Великой французской революции, достигнув при Директории чина бригадного (после взятия Тулона 17 декабря 1793 г., назначение произошло 14 января 1794 года), а затем дивизионного генерала и должности командующего военными силами тыла (после разгрома мятежа 13 вандемьера 1795 года), а затем командующего Итальянской армией (назначение произошло 23 февраля 1796 года). Кризис власти в Париже достиг своего апогея к 1799 году, когда Бонапарт находился с войсками в Египте. Коррумпированная Директория была неспособна обеспечить завоевания революции. В Италии русско-австрийские войска под командованием генерал-фельдмаршала А. В. Суворова ликвидировали все приобретения Наполеона, и даже возникла угроза их вторжения во Францию. В этих условиях возвратившийся из Египта популярный генерал, с помощью Жозефа Фуше, опираясь на верную ему армию, разогнал представительные органы и Директорию и провозгласил режим консульства (9 ноября 1799). Согласно новой конституции, законодательная власть делилась между Государственным Советом, Трибунатом, Законодательным корпусом и Сенатом, что делало её беспомощной и неповоротливой. Исполнительная власть, напротив, собиралась в один кулак первого консула, то есть Бонапарта. Второй и третий консулы имели лишь совещательные голоса. Конституция была одобрена народом на плебисците (около 3 миллионов голосов против 1,5 тысяч) (1800). Позже Наполеон провёл через сенат декрет о пожизненности своих полномочий (1802), а затем провозгласил себя императором французов (1804). Вопреки всеобщему мнению, Наполеон не был карликом, его рост был 169 см, выше среднего роста французского гренадера.

Луи-Николя́ Даву

Герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский (фр. duc d"Auerstaedt, prince d"Eckmühl), маршал Франции. Имел прозвище «железный маршал». Единственный маршал Наполеона, который не проиграл ни одного сражения. Родился в бургундском городке Анну в дворянской семье, был старшим из детей кавалерийского лейтенанта Жана-Франсуа д’Аву.

Воспитывался в Бриенской военной школе одновременно с Наполеоном. Верный семейной традиции, в 1788 году поступил на службу в кавалерийский полк, где до того служили его дед, отец и дядя. Командовал батальоном под начальством Дюмурье, участвовал в походах 1793—1795 годов.

Во время египетской экспедиции много содействовал победе при Абукире.

В 1805 году Даву был уже маршалом и принимал выдающееся участие как в Ульмской операции, так и в сражении при Аустерлице. В последнем сражении именно корпус маршала Даву выдержал главный удар русских войск, практически обеспечив Великой армии победу в баталии.

В 1806 году, возглавляя корпус численностью 26 тысяч человек, Даву нанёс сокрушительное поражение вдвое сильнейшей армии герцога Брауншвейгского при Ауэрштедте, за что получил герцогский титул.

В 1809 году способствовал поражению австрийцев при Экмюле и Ваграме, за что получил княжеский титул.

В 1812 году Даву был ранен в Бородинской битве.

В 1813 году, после сражения под Лейпцигом, заперся в Гамбурге и сдал его лишь после низложения Наполеона.

Во время первой реставрации Даву оставался не у дел. Оказался единственным наполеоновским маршалом, который не отрёкся от изгнанника. По возвращении Наполеона с острова Эльбы назначен военным министром и командовал войсками под Парижем.

Никола Шарль Удино

(1767 — 1847)

Служил в королевской армии, но скоро оставил ее. Революция снова сделала его солдатом. В 1794 году он был уже генералом.

В качестве начальника штаба Массены прославился обороной Генуи (1800).

В кампаниях 1805—1807 годов командовал гренадерским корпусом; участвовал в битвах при Остроленке, под Данцигом и под Фридландом. В 1809 году стоял во главе 2-го армейского корпуса; за битву при Ваграме получил маршальский жезл, а вскоре после того титул герцога.

В 1812 году во главе 2-го армейского корпуса Удино сражался с российским генералом графом П. Х. Витгенштейном; 17 августа, тяжело раненый в первом сражении под Полоцком, сдал командование Гувиону Сен-Сиру, от которого 2 месяца спустя принял его обратно. Во время переправы через Березину он помог Наполеону спастись, но сам был тяжело ранен. Не оправившись ещё от ран, принял командование 12-м армейским корпусом, сражался под Бауценом и был разбит при Лукау 4 июня 1813 года.

После перемирия Удино получил командование над армией, которой предназначено было действовать против столицы Пруссии. Разбитый 23 августа при Гросбеерене, он был отдан под начальство маршала Нея и вместе с последним вновь потерпел поражение при Денневице (6 сентября). В 1814 году сражался при Бар-сюр-Об, потом защищал Париж против Шварценберга и прикрывал отступление императора.

Прибыв в Фонтенбло с Наполеоном, Удино уговаривал его отречься от престола и, когда Бурбоны были восстановлены, примкнул к ним. В событиях Ста дней (1815) не принимал никакого участия. В 1823 году командовал корпусом во время испанской экспедиции; после июльской революции примкнул к Луи-Филиппу.

Мише́ль Ней

Мишель Ней родился 10 января 1769 года во французском анклаве Саарлуисе с преимущественно немецкоязычным населением. Он стал вторым сыном в семье бондаря Пьера Нея (1738—1826) и Маргарет Гревелингер. После окончания коллежа работал писцом у нотариуса, потом надзирателем на литейном заводе.

В 1788 рядовым вступил в гусарский полк, участвовал в революционных войнах Франции, получил ранение при осаде Майнца.

В августе 1796 стал бригадным генералом в кавалерии. 17 апреля 1797 Ней в бою под Нойвидом попал в плен к австрийцам и в мае того же года вернулся в армию в результате обмена на австрийского генерала.

В марте 1799 повышен в звании до дивизионного генерала. Позже в том же году, посланный для подкрепления Массена в Швейцарию, он близ Винтертура был тяжело ранен в бедро и кисть.

В 1800 отличился при Гогенлиндене. После Люневильского мира Бонапарт назначил его генерал-инспектором кавалерии. В 1802 г. Ней был послом в Швейцарии, где провёл мирный договор и медиационные акты 19 февраля 1803 г.

В Русской кампании 1812 года командовал корпусом и за битву при Бородино получил титул князя Московского). После оккупации Москвы занимал Богородск, а его разъезды доходили до реки Дубны.

Во время отступления из России, после сражения при Вязьме, встал во главе арьергарда, сменив корпус маршала Даву. После отступления главных сил Великой Армии из Смоленска прикрывал ее отход и распоряжался подготовкой укреплений Смоленска к подрыву. Промедлив с отступлением, он был отрезан от Наполеона русскими войсками под началом Милорадовича; он пытался пробиться, но, понеся большие потери, не смог осуществить своего намерения, отобрал лучшие части корпуса числом около 3 тысяч солдат и с ними перешел Днепр севернее, у деревни Сырокоренье, бросив большую часть своих войск (в том числе всю артиллерию), которые на следующий день капитулировали. У Сырокоренья войска Нея перебирались через Днепр по тонкому льду; на участки открытой воды бросали доски. Значительная часть солдат при переходе через реку утонула, так что когда Ней соединился у Орши с главными силами, в его отряде оставалось лишь около 500 человек. С железной строгостью поддерживал он дисциплину, при переходе через Березину спас остатки войска. При отступлении остатков Великой армии руководил обороной Вильны и Ковно.

При отступлении из России он стал героем известного случая. 15 декабря 1812 года в Гумбиннене, в ресторан, где обедали французские старшие офицеры, вошел бродяга в рваной одежде, со спутанными волосами, с бородой, закрывшей лицо, грязный, страшный и, прежде чем его успели выбросить на мостовую, подняв руку, громогласно заявил: «Не торопитесь! Вы не узнаете меня, господа? Я — арьергард „великой армии“. Я — Мишель Ней!»

Принц Эжен Роз (Евге́ний) де Богарне́

Вице-король Италии, дивизионный генерал. Пасынок Наполеона. Единственный сын первой жены Наполеона Жозефины Богарне. Его отец, виконт Александр де Богарне, был генералом революционной армии. В годы Террора его незаслуженно обвинили в предательстве и казнили.

Евгений стал фактическим правителем Италии (титул короля носил сам Наполеон), когда ему было всего 24 года. Но он сумел управлять страной достаточно твердо: ввёл в действие Гражданский кодекс, реорганизовал армию, обустраивал страну каналами, укреплениями и школами и сумел заслужить любовь и уважение своего народа.

В 1805 году Евгений получил большой крест ордена Железной короны и большой крест ордена Святого Губерта Баварского. 23 декабря 1805 года он был назначен главнокомандующим корпусом, блокировавшим Венецию, 3 января 1806 года — главнокомандующим Итальянской армией, а 12 января 1806 года — генерал-губернатором Венеции.

Церемония коронации Итальянского вице-короля, подготовленная графом Луи-Филиппом Сегюром, проходила в Миланском соборе 26 мая 1805 года. Для коронационных одежд были выбраны зелёный и белый цвета. На портретах художники А. Аппиани и Ф. Жерар запечатлели эти роскошные одеяния. Сочетание элегантного покроя и виртуозного исполнения позволяет предположить, что костюм был исполнен в мастерской придворного вышивальщика Пико, который выполнял заказы по изготовлению коронационных костюмов Наполеона I, используя модели, предложенные художником Жан-Батистом Изабе и утвержденные самим Императором. На плаще вышиты звезды орденов Почетного легиона и Железной короны. (Малый коронационный костюм экспонируется в Государственном Эрмитаже. В Россию попал как семейная реликвия вместе с коллекцией оружия, которую привёз младший сын Евгения Богарне — Максимилиан, герцог Лейхтенбергский, муж дочери императора Николая I Марии Николаевны).

После первого отречения Наполеона Евгений Богарне всерьёз рассматривался Александром I в качестве кандидата на французский престол. За отказ от своих итальянских владений получил 5000000 франков, которые передал своему тестю — королю Баварии Максимилиану-Иосифу, за что был «помилован» и пожалован титулами ландграфа Лейхтенбергского и князя Айхштетского (по другим данным — купил их в 1817 году).

Дав слово не поддерживать более Наполеона, не принимал участия (в отличие от сестры Гортензии) в его реставрации во время «Ста дней», а в июне 1815 года был пожалован Людовиком XVIII титулом пэра Франции.

До самой смерти жил в своих баварских землях и активного участия в европейских делах не принимал.

Ю́зеф Понято́вский

Польский князь и генерал, маршал Франции, племянник короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского. Первоначально служил в австрийской армии. С 1789 года занимался организацией польской армии, а во время русско-польской войны 1792 года был командующим корпусом польской армии, действовавшем на Украине. Отличился в битве под Зеленцами — первом победоносном сражении польской армии со времён Яна Собеского. Победа дала повод для учреждения ордена Virtuti Militari. Первыми награждёнными были Юзеф Понятовский и Тадеуш Костюшко.

После поражения Польши в войне с Россией эмигрировал, затем возвратился снова на родину и служил под начальством Костюшко во время Польского восстания 1794 года. После подавления восстания оставался некоторое время в Варшаве. Его имения были конфискованы. Отказавшись принять место в российской армии, получил предписание оставить Польшу и выехал в Вену.

Павел I вернул имения Понятовскому и пытался привлечь его на русскую службу. В 1798 году Понятовский приезжал в Санкт-Петербург на похороны дяди и остался на несколько месяцев для улаживания имущественных и наследственных дел. Из Петербурга уехал в Варшаву, к тому времени занятую Пруссией.

Осенью 1806 года, когда прусские войска готовились оставить Варшаву, Понятовский принял предложение короля Фридриха Вильгельма III возглавить городскую милицию.

С приходом войск Мюрата, после переговоров с ним, Понятовский перешёл на службу Наполеону. В 1807 году участвовал в организации временного правительства и стал военным министром великого герцогства Варшавского.

В 1809 году одержал победу над австрийскими войсками вторгнувшимися в герцогство Варшавское.

Участвовал в походе Наполеона на Россию в 1812 году, командуя польским корпусом.

В 1813 году отличился в битве при Лейпциге и, единственный из иностранцев на службе императора, получил звание маршала Франции. Однако, через 3 дня, прикрывая отступление французской армии от Лейпцига, был ранен и утонул в реке Вайсе-Эльстер. Его прах в 1814 году был перенесен в Варшаву, а в 1819 в Вавель.

На острове Святой Елены Наполеон говорил, что считал Понятовского рожденным для трона: «Настоящим королём Польши был Понятовский, он обладал для этого всеми титулами и всеми талантами… Это был благородный и храбрый человек, человек чести. Если бы мне удалась русская кампания, я сделал бы его королём поляков».

Мемориальная плита в память о Понятовском установлена на памятнике Битве народов. В Варшаве установлен памятник Понятовскому (скульптор Бертель Торвальдсен). Среди скульптурных изображений, украшающих фасад Лувра, находится статуя Понятовского.

Лоран де Гувион Сен-Сир

Вступил на службу во время революции, в 1794 году имел уже звание дивизионного генерала; с отличием участвовал в революционных войнах; в 1804 году назначен французским послом при мадридском дворе.

В 1808 году, во время войны на Пиренейском полуострове, командовал корпусом, но за нерешительность при осаде Хероны был лишён командования.

В русскую кампанию 1812 года Сен-Сир командовал 6-м корпусом (баварские войска) и за действия против Витгенштейна возведён в чин маршала. В 1813 году он сформировал 14-й корпус, с которым оставлен был в Дрездене, когда сам Наполеон с главной армией отступил от Эльбы. Узнав об исходе сражения под Лейпцигом, Сен-Сир пытался соединиться с войсками Даву, занимавшими Гамбург, но эта попытка ему не удалась, и он вынужден был сдаться.

С 1817 по 1819 годы был военным министром Франции. Он обладал высоким образованием и недюжинными стратегическими способностями. Похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Жан-Луи-Эбенезер Ренье

Родился 14 января 1771 года в Лозанне в семье известного врача. Отец желал сделать из него архитектора, и потому Ренье посвятил свои занятия математическим наукам; для усовершенствования в них он отправился в 1792 году в Париж.

Увлеченный господствующим тогда во Франции революционным духом, Ренье определился в военную службу простым канониром и участвовал в походе в Шампань, после которого Дюмурье определил его в генеральный штаб. Отличные способности и служба молодого Ренье в звании генерального адъютанта Пишегрю в Бельгии и при покорении Голландии доставили ему в 1795 году чин бригадного генерала. В 1798 году ему было поручено командование дивизией в армии, отправленной в Египет. При взятии Мальты он начальствовал войском, высаженным на остров Гоццо и был при этом случае сильно контужен. Дивизия его отличилась при Шебрейссе, в сражении при Пирамидах и преследовании Ибрагим-Бея к Каиру. По взятии этого города Ренье поручено было начальство над провинцией Карки. В Сирийской экспедиции дивизия его составляла авангард; 9 февраля взяла приступом Эль-Ариш, 13 февраля захватила большой транспорт жизненных припасов, посланный туда из Сен-Шан д’Акра, и этим облегчила обеспечение продовольствием главной французской армии, прибывшей в Эль-Ариш через два дня после этого удачного дела.

В кампании 1809 года против Австрии Ренье отличился в сражении при Ваграме, затем прибыл в Вену и был сделан, вместо маршала Бернадотта, начальником саксонского корпуса, находившегося в Венгрии.

Затем он был послан в Испанию, где в 1810 году командовал 2-м корпусом Португальской армии, под предводительством Массены. Он участвовал в сражении при Бусако 27 октября и в движении к Торрес-Ведрасу, а в 1811 году, во время отступления Массены в Испанию, следовал отдельно от прочего войска. После многих довольно удачных дел с неприятелем, превышавшим его силою, в особенности 3 апреля при Сабугале, корпус Ренье соединился вновь с главной армией, и при Фуентес-де-Оноро, 5 мая, сражался с отличной храбростью, но безуспешно. После сражения Ренье пошел на встречу Альмейдского гарнизона, пробившегося сквозь англичан, и вывел его из весьма опасного положения.

Когда Массена оставил главное начальство над армией в Испании, Ренье, чтобы не подчиниться младшему по чину генералу, без позволения Наполеона, удалился во Францию, что, впрочем, не имело для него неприятных последствий.

Наполеон призвал его в армию, собранную против России, и назначил начальником 7-го корпуса, состоявшего из 20 000 саксонского войска и французской дивизии Дюрютта. Назначение этого корпуса в кампанию 1812 года было удерживать на крайнем правом крыле, в Литве и на Волыни, наступательные действия русской 3-й Западной армии под начальством генерала Тормасова.

Тотчас после открытия военных действий, 15 июля саксонская бригада Кленгеля взята была в плен при Кобрине; Ренье форсированным маршем попытался прийти на помощь Кленгелю, но опоздал и отступил на Слоним. Это побудило Наполеона усилить саксонцев австрийцами и подчинить Ренье начальству князя Шварценберга. Оба они одержали верх над Тормасовым при Городечне и подвинулись к реке Стыру; но когда в сентябре прибытие адмирала Чичагова усилило русскую армию до 60 000 человек, то австрийско-саксонский корпус должен был удалиться за Буг.

В конце октября Чичагов с половиной своих войск отправился к Березине, преследуемый Шварценбергом; генерал Остен-Сакен, приняв начальство над русским войском, оставшимся на Волыни, остановил австрийцев смелым нападением на корпус Ренье при Волковиске, и хотя был разбит, но, лишив Наполеона содействия многочисленных и свежих войск, немало способствовал совершенному поражению французов.

Клод-Викто́р Перре́н

Маршал Франции (1807), герцог де Беллуно (1808—1841). По неясной причине известен не как маршал Перре́н, а как маршал Викто́р.

Сын нотариуса. На службу вступил ещё в возрасте 15 лет, став в 1781 году барабанщиком Гренобльского артиллерийского полка. В октябре стал волонтёром 3-го батальона департамента Дром.

В Республиканской армии быстро сделал карьеру, пройдя путь от унтер-офицера (начало 1792 года) до бригадного генерала (присвоено 20 декабря 1793).

Участвовал во взятии Тулона (1793), где и познакомился с Наполеоном (тогда ещё только капитаном).

Во время Итальянского похода 1796-1797 годов овладел Анконой.

В 1797 году ему присваивается звание дивизионный генерал.

В последующие войны способствовал одержанию побед при Монтебелло (1800), Маренго, Иене и Фридланде. За это последнее сражение Перрен получил маршальский жезл.

В 1800-1804 годах назначен командующим войсками Батавской республики. Затем на дипломатической службе — посол Франции в Дании.

В 1806 году вновь в действующей армии, назначен начальником штаба 5-го корпуса. Осаждал Данциг.

В 1808 году, действуя в Испании, одержал победы при Уклесе и Медельине.

В 1812 году участвовал в походе в Россию.

В 1813 году отличился в битвах при Дрездене, Лейпциге и Ганау.

В кампанию 1814 года был тяжело ранен.

Из-за опоздания к сражению при Монтро был снят Наполеоном с командования корпусом и заменён Жераром.

После Парижского мира Перрен перешёл на сторону Бурбонов.

Во время так называемых Ста дней последовал за Людовиком XVIII в Гент и по возвращении оттуда сделан пэром Франции.

В 1821 году получил должность военного министра, но оставил этот пост при начале испанской кампании (1823) и последовал за герцогом Ангулемским в Испанию.

После его смерти были изданы мемуары «Extraits des mémoires inédits du duc de Bellune» (Пар., 1836).

Доминик Жозеф Рене Вандам

Французский дивизионный генерал, участник наполеоновских войн. Он был жестоким солдатом, известным грабежами и неподчинениями. Наполеон однажды сказал о нём «Если бы я потерял Вандама, то не знаю, что бы я отдал, чтобы получить его обратно; но если бы имел двоих, я был бы вынужден приказать расстрелять одного».

К началу французских революционных войн в 1793 году он был бригадным генералом. Вскоре он был осуждён трибуналом за грабежи и снят с должности. Восстановившись, он сражался при Штокахе 25 марта 1799 года, но из-за несогласия с генералом Моро был отправлен в оккупационные войска в Голландии.

В битве при Аустерлице командовал дивизией, прорвавшей центр позиции союзников и захватившей Праценские высоты.

В кампании 1809 года он сражался при Абенсберге, Ландсхуте, Экмюле и Ваграме, где был ранен.

В начале похода в Россию в 1812 году Вандам был назначен заместителем командира 8-го вестфальского корпуса Жерома Бонапарта. Однако поскольку неопытный Жером Бонапарт командовал группой корпусов, действовавших против Багратиона, Вандам оказался фактическим командующим корпусом. Однако в самом начале кампании в Гродно Вандам был отстранён Жеромом от командования корпусом из-за острых разногласий.

В 1813 году Вандам наконец был назначен командиром корпуса, однако под Кульмом корпус Вандама был окружён союзниками и захвачен в плен. Когда Вандама представили Александру I, в ответ на обвинения в грабежах и реквизициях он ответил: «По крайней мере меня не могут обвинить в убийстве своего отца» (намёк на убийство Павла I).

Во время Ста дней он командовал 3-м корпусом под началом Груши. Участвовал в битве при Вавре.

После реставрации Людовика XVIII Вандам бежал в Америку, но в 1819 году ему было разрешено вернуться.

Этье́н-Жак-Жозе́ф-Алекса́ндр Макдона́льд

Происходил из шотландской фамилии якобитов, переселившейся во Францию после Славной революции.

Отличился в сражении при Жемаппе (6 ноября 1792); в 1798 году командовал французскими войсками в Риме и Церковной области; в 1799 году, проиграв сражение на реке Треббии (см. Итальянский поход Суворова), был отозван в Париж.

В 1800 и 1801 годах Макдональд начальствовал в Швейцарии и Граубюндене, откуда вытеснил австрийцев.

В течение нескольких лет он находился под опалой Наполеона вследствие усердия, с которым защищал своего бывшего соратника, генерала Моро. Только в 1809 году он был вновь призван на службу в Италию, где командовал корпусом. За сражение при Ваграме пожалован маршалом.

В войнах 1810, 1811 (в Испании), 1812—1814 гг. он также принимал выдающееся участие.

Во время вторжения Наполеона в Россию командовал X прусско-французским корпусом, который прикрывал левый фланг Великой армии. Заняв Курляндию, Макдональд всю кампанию простоял под Ригой и присоединился к остаткам наполеоновской армии во время её отступления.

После отречения Наполеона он был назначен пэром Франции; во время Ста дней удалился в свои поместья, чтобы не нарушать присягу и не противодействовать Наполеону.

После второго занятия Парижа союзными войсками на Макдональда возложено было тяжкое поручение — распустить отступившую за Луару наполеоновскую армию.

Пьер-Франсуа-Шарль Ожеро

Образование получил весьма скудное. В 17 лет поступил солдатом в королевскую армию Франции, затем служил в армиях Пруссии, Саксонии, Неаполя. В 1792 году вступил в батальон волонтёров французской революционной армии. Отличился при подавлении контрреволюционного восстания в Вандее.

В июне 1793 года получил чин капитана 11-го гусарского полка. В том же году получил чины подполковника и полковника. А 23 декабря 1793 году произведён сразу в дивизионные генералы.

Во время Итальянской кампании 1796—97 годов Ожеро особенно отличился в боях при Лоано, Монтенотте, Миллезимо, Лоди, Кастильоне, Арколе, успешно командуя дивизией.

Например, при Арколе он возглавил колонну и выиграл почти проигранное сражение. В битве при Кастильоне, по словам Стендаля, Пьер Ожеро «был великим полководцем, чего никогда больше с ним не случалось».

В 1797 году возглавлял войска в Париже и по указанию Директории 4 сентября подавил мятеж роялистов. С 23 сентября 1797 года — командующий Самбро-Маасской и Рейнско-Мозельской армиями. В 1799 году, будучи членом Совета пятисот, Ожеро сначала противодействовал замыслам Бонапарта, но вскоре сошёлся с ним и был назначен командующим Батавской армией (с 28 сентября 1799 года) в Голландии, в каковой должности пробыл до 1803 года. Вторгся в южную Германию, но никаких результатов не добился. Активно выступил против подписания конкордата между Францией и папой Римским, заявив: «Красивая церемония. Жаль только, что на ней не присутствовали сто тысяч убитых ради того, чтобы таких церемоний не было». После этого ему было приказано удалиться в своё имение Ла-Уссэ. 29 августа 1803 года назначен командующим Байоннским военным лагерем. 19 мая 1804 года получил звание маршала Империи.

Участвовал в кампаниях 1805, 1806 и 1807 годов. 30 мая 1805 года возглавил 7-й корпус, обеспечивавший правый фланг Великой армии. В ноябре того же года настиг прорвавшиеся из Ульма войска генерала Елачича и принудил его к капитуляции у Фельдкирха. Во время сражения при Прейсиш-Эйлау (7—8 февраля 1807 года) корпус Ожеро сбился с дороги и вышел на русскую артиллерию, понёс огромные потери и фактически был разгромлен. А сам маршал был ранен.

В феврале 1809 года вторым браком (первая жена Габриэла Граш умерла в 1806 году) женился на Аделаиде Огюстине Бурлон де Шаванж (1789—1869), получившей прозвище «Прекрасная Кастильоне». 30 марта 1809 года был назначен командиром 8-го корпуса частей Великой Армии в Германии, но уже 1 июня переведён в Испанию на пост командира 7-го корпуса. С 8 февраля 1810 года — командующий Каталонской армией. Ничем выдающимся его действия в Испании отмечены не были, и после ряда неудач Ожеро был заменён маршалом Макдональдом.

Ожеро выделялся среди генералов Великой Армии взяточничеством и стремлением к личному обогащению. Уже во время похода в Россию 4 июля 1812 года Ожеро был назначен командиром 11-го корпуса, который располагался в Пруссии и служил ближайшим резервом Великой армии. В военных действиях в России корпус не участвовал, а Ожеро так и не покидал Берлина. После бегства армии Наполеона из России Ожеро, едва спасшийся из Берлина, 18 июня 1813 года получил 9-й корпус. Участвовал в сражении под Лейпцигом, но никакой активности не проявлял. 5 января 1814 года возглавил Ронскую армию, собранную из попавшихся под руку соединений на юге Франции, Руководил её действиями в сражении при Сен-Жорже. Ему была поручена оборона Лиона; не выдержав атак противника, Ожеро 21 марта сдал город. «Имя победителя при Кастильоне может остаться дорогим для Франции, но она отвергла память Лионского изменника», — написал Наполеон.

Медлительность Ожеро сказалась в том, что французские войска не смогли взять Женеву. После этого Ожеро отвёл свои войска на юг и устранился от активных действий. В 1814 году одним из первых перешёл на сторону Бурбонов, разослав 16 апреля в войска декларацию, приветствующую реставрацию Бурбонов. 21 6 июня 1814 года стал губернатором 19-го военного округа. Во время «Ста дней» безуспешно пытался заслужить доверие Наполеона, но столкнулся с крайне холодным к себе отношением, был назван «главным виновником проигрыша кампании 1814» и 10 апреля 1815 года был исключён из списка маршалов Франции. После 2-й Реставрации никаких постов не получил и 12 декабря 1815 года был уволен в отставку, хотя звание пэра за ним было сохранено. Скончался от «грудной водянки». В 1854 году перезахоронен на кладбище Пер-Лашез (Париж).

Эдуард Адольф Казимир Мортье

Вступил на службу в 1791 году. В 1804 году сделан маршалом. До 1811 года Мортье командовал корпусом на Пиренейском полуострове, а в 1812 году ему вверено начальство над молодой гвардией. По занятии Москвы он назначен был её губернатором, и после ухода оттуда французов взорвал по приказанию Наполеона часть кремлёвских стен.

В 1814 году Мортье, командуя Императорской Гвардией, участвовал в обороне и сдаче Парижа.

После падения Империи Мортье был назначен пэром Франции, но в 1815 году перешёл на сторону Наполеона, за что, а главное — за объявление незаконным приговора над маршалом Неем, был Второй реставрацией лишён звания пэра (оно возвращено ему в 1819 году).

В 1830-1832 году Мортье был послом при русском дворе; в 1834 году назначен военным министром и премьером (последнего поста лишился незадолго до гибели); в 1835 году убит «адской машиной» при покушении Фиески на жизнь короля Луи-Филиппа.

Иоахи́м Мюра́т

Наполеоновский маршал, великий герцог Берга в 1806—1808 годах, король Неаполитанского королевства в 1808—1815 годах.

Был женат на сестре Наполеона. За боевые успехи и выдающуюся храбрость Наполеон вознаградил Мюрата в 1808 году неаполитанской короной. В декабре 1812 года Мюрат был назначен Наполеоном главнокомандующим французскими войсками в Германии, но самовольно оставил должность в начале 1813 года. В кампании 1813 года Мюрат принял участие в ряде сражений как маршал Наполеона, после разгрома в битве под Лейпцигом вернулся в своё королевство на юг Италии, а затем в январе 1814 года перешёл на сторону противников Наполеона. Во время триумфального возвращения Наполеона к власти в 1815 году Мюрат хотел вернуться к Наполеону в качестве союзника, но император отказался от его услуг. Эта попытка стоила Мюрату короны. Осенью 1815 года он, по версии следствия, попытался силой вернуть себе Неаполитанское королевство, был арестован властями Неаполя и расстрелян.

Наполеон о Мюрате: «Не было более решительного, бесстрашного и блестящего кавалерийского начальника». «Он был моей правой рукой, но, предоставленный самому себе, терял всю энергию. В виду неприятеля Мюрат превосходил храбростью всех на свете, в поле он был настоящим рыцарем, в кабинете — хвастуном без ума и решительности».

Наполеон захватил власть во Франции в качестве первого консула, пока ещё сохраняя номинальных соправителей.

20 января 1800 года Мюрат породнился с Наполеоном, взяв в жёны его 18-летнюю сестру Каролину.

В 1804 году исполнял обязанности губернатора Парижа.

С августа 1805 года командующий резервной кавалерией Наполеона — оперативного соединения в составе Великой армии, предназначенного для нанесения концентрированных кавалерийских ударов.

В сентябре 1805 года Австрия в союзе с Россией начала кампанию против Наполеона, в первых сражениях которой потерпела ряд поражений. Мюрат отличился дерзким захватом единственного целого моста через Дунай в Вене. Лично убедил австрийского генерала, охранявшего мост, о начале перемирия, затем внезапной атакой помешал австрийцам взорвать мост, благодаря чему французские войска в середине ноября 1805 года переправились на левый берег Дуная и оказались на линии отступления армии Кутузова. Однако сам Мюрат попался на хитрость русского командующего, который сумел уверить маршала в заключении мира. Пока Мюрат проверял сообщение русских, Кутузову хватило одних только суток, чтобы вывести свою армию из западни. Позднее русская армия была разгромлена в битве под Аустерлицем. Однако после этого серьёзного поражения Россия отказалась подписать мир.

15 марта 1806 года Наполеон наградил Мюрата титулом великого герцога германского княжества Берг и Клеве, расположенного на границе с Нидерландами.

В октябре 1806 года началась новая война Наполеона с Пруссией и Россией.

В сражении при Прейсиш-Эйлау 8 февраля 1807 года Мюрат проявил себя храброй массированной атакой на русские позиции во главе 8 тысяч всадников («атака 80 эскадронов»), тем не менее, сражение стало первым, в котором Наполеон не одержал решительной победы.

После заключения Тильзитского мира в июле 1807 года Мюрат вернулся в Париж, а не в своё герцогство, которым явно пренебрегал. Тогда же в закрепление мира он был награждён Александром I высшим российским орденом Св. Андрея Первозванного.

Весной 1808 года Мюрат во главе 80-тысячной армии был отправлен в Испанию. 23 марта он занял Мадрид, в котором 2 мая вспыхнуло восстание против французских оккупационных войск, до 700 французов погибло. Мюрат решительно подавил восстание в столице, разгоняя повстанцев картечью и кавалерией. Он учредил военный трибунал под началом генерала Груши, к вечеру 2 мая расстреляли 120 захваченных испанцев, после чего Мюрат остановил приведение приговоров в исполнение. Через неделю Наполеон произвёл рокировку: его брат Жозеф Бонапарт сложил с себя титул неаполитанского короля ради короны Испании, а место Жозефа занял Мюрат.

Мари Виктор Николя де Латур-Мобур де Фэ

12 января 1800 года полковник Латур-Мобур был направлен в Египет с посланием к командующему французской экспедиционной армией генерал Ж.-Б. Клеберу. Участвовал в битве при Абукире и в сражении при Каире. С 22 марта 1800 года — командир бригады в Восточной армии, c 22 июля — временно исполнял обязанности командира 22-го конно-егерского полка. Отличился в сражении при Александрии. 13 марта 1801 года был тяжело ранен осколком разорвавшегося снаряда. Долго лечился от раны. В июле 1802 года был утверждён в должности командира полка.

В 1805 году полковник Л.-Мобур был направлен в Германию. Отличился в битве при Аустерлице и 24 декабря 1805-го был произведён в бригадные генералы.

С 31 декабря 1806 года в связи с назначением Лассаля командиром дивизии легкой кавалерии принял командование его знаменитой «Адской бригадой» (фр. Brigade Infernale). С июня 1807 года командовал 1-й драгунской дивизией у маршала И. Мюрата. Отличился в сражении при Гейльсберге, был тяжело ранен в сражении при Фридланде (14 июня 1807). 14 октября 1807 года отбыл на лечение во Францию. 5 августа 1808 года вернулся в свою дивизию и в ноябре того же года во главе ее отправился в Испанию, дабы принять участие в испано-португальской кампании Наполеона. Участвовал в следующих делах этой кампании: бой при Медельине, бой при Талавере, бой при Оканье, бой при Бадахосе, бой при Геборе, бой при Альбуэре, бой при Кампомайоре. В мае 1811 года сменил маршала Мортье на посту командира 5-го корпуса Армии Испании. Одержал победу в бою при Элвасе 23 июня 1811-го. С июля командир кавалерийской дивизии в Андалусии у маршала Сульта. 5 ноября 1811-го возглавил всю резервную кавалерию Андалусии. 9 января 1812 года бригадный генерал Латур-Мобур был назначен командиром 3-го корпуса резервной кавалерии, но через 3 недели был заменен генералом Э. Груши. С 7 февраля 1812-го командовал 2-й кавалерийской дивизией, а с 24 марта — 4-м кавалерийским корпусом.

В должности командира 4-го кавкорпуса дивизионный генерал Латур-Мобур принял участие в Русской кампании 1812. На момент начала кампании в составе его корпуса находилось 8000 чел. 30 июня 1812 года его корпус перешел на русский берег Немана у Гродно. Латур-Мобур, командуя кавалерийским авангардом Наполеона, одним из первых генералов Великой Армии столкнулся в этой кампании с противником. Его части столкнулись с казаками в бою при местечке Мир и бою при Романове. До начала августа 1812 Латур-Мобур преследовал Багратиона, дабы не позволить его армии соединиться с армией Барклая-де-Толли. Осуществлял в это время кавалерийские рейды вглубь русской территории и дошел до Бобруйска. В середине Бородинского сражения вместе с кавалерией Э. Груши вступил в ожесточенный бой с русскими кавалерийскими корпусами Ф. К. Корфа и К. А. Крейца в районе Горецкого оврага (позади Курганной высоты).